Následující text není historickou studií. Jedná se o převyprávění pamětníkových životních osudů na základě jeho vzpomínek zaznamenaných v rozhovoru. Vyprávění zpracovali externí spolupracovníci Paměti národa. V některých případech jsou při zpracování medailonu využity materiály zpřístupněné Archivem bezpečnostních složek (ABS), Státními okresními archivy (SOA), Národním archivem (NA), či jinými institucemi. Užíváme je pouze jako doplněk pamětníkova svědectví. Citované strany svazků jsou uloženy v sekci Dodatečné materiály.
Pokud máte k textu připomínky nebo jej chcete doplnit, kontaktujte prosím šéfredaktora Paměti národa. (michal.smid@ustrcr.cz)
We are alive, we are together again, we keep fighting
Born on January 12, 1955 in Baku, then the Azerbaijani SSR
Father‘s parents were shot in the 1930s and their property was confiscated
Mother‘s parents fled to Nagorno-Karabakh in the 1930s to escape collectivization
He studied at the evening department of the History Department of Baku State University, worked at the Academy of Sciences of Azerbaijan
In his first year at university he created the youth organization „Union of Like-Minded People“ whose aim was to return the USSR to the right path of socialism
In 1976, he was arrested for trying to create an organization and was released after two and a half months
He married Leila Yunus, together they wrote for the Samizdat newspaper „Express Chronicle“ and read Soviet-banned literature
He completed his post-graduate studies.
From 1988 he documented the events of the Armenian and Azerbaijani pogroms
In 1992-1993 headed the information-analytical department of the apparatus of the president of Azerbaijan
In 1994-1997 was a representative of humanitarian organization „Caritas“ in Azerbaijan
Since 1997 he is an employee of the Institute of Peace and Democracy, author of more than 200 articles and several books about the current situation in the Caucasus, Nagorno-Karabakh, religious, national, military conflicts and refugee problems
Arrested in 2014 as an „Armenian spy“
In 2015 the court sentenced him to seven years in prison for economic crimes
Under pressure from the international community, his preventive measure was changed to conditional imprisonment
In 2016, he was granted political asylum in the Netherlands, where he lives with his wife and daughter
In co-authorship with his wife, wrote a book „From Soviet Camp to Azerbaijani Prison
continues his human rights activities at the Institute for Peace and Democracy, which is registered in the Netherlands
Arif Seyfulla oglu Yunus je ázerbájdžánský historik, obhájce lidských práv, odborník na vojenské a vnitrostátní konflikty a expert na problematiku Náhorního Karabachu. Pod světly reflektorů ve studiu se mu při rozhovoru udělalo nevolno. Následky mučení, kterému byl Arif v roce 2014 podroben v ázerbájdžánském vězení, si vybírají svou daň. Nejen blesky v očích trýznitelů, ale hlavně mlácení, bití mokrými ručníky po těle, bití plastovými lahvemi po hlavě. Chtěli po něm přiznání, že je „arménský špion“, Arif ale ani jednou nepodepsal. Ve studiu Paměti národa se statečně vzchopil a vyprávěl, jak to bylo a co k tomu vedlo.
Již v prvním ročníku na katedře historie univerzity Arif založil mládežnickou organizaci Svaz stejně smýšlejících. Cílem studentů mělo být „vrátit Sovětský svaz na cestu marxismu“. Po povolání do vojenské služby se jeho korespondence dostala do rukou KGB a v prosinci 1976 byl zatčen za protisovětské postoje. Případ ale nakonec ututlali a za dva a půl měsíce byl Arif propuštěn.
Jako student večerního studia na katedře historie pracoval Arif v historickém institutu Ázerbájdžánské akademie věd. Přednášející ho učili zacházet s fakty nestranně. Za ženu si vzal Leylu Yunus. Měli stejné názory, diskutovali o Solženicynových dílech a dalších zakázaných knihách, o situaci v zemi, debatovali a psali o dění v Sovětském svazu do samizdatových novin Express Chronika.
Gorbačovovu perestrojku vnímal Arif skepticky. Sovětskou ekonomiku považoval za logicky neúspěšnou, ale národní republiky podle něj nebyly připraveny na nezávislost. Na začátku konfliktu mezi Arménií a Ázerbájdžánem psal o uprchlících, pogromech v Sumgaitu a Baku, ale i pogromech v Arménii. Sám vedl rozhovory s oběťmi a fotografoval těla zabitých v márnicích.
V letech 1992–1993 byl Arif vedoucím informačního a analytického oddělení kanceláře ázerbájdžánského prezidenta. V letech 1994–1997 byl zástupcem humanitární organizace Caritas v Ázerbájdžánu.
V Institutu pro mír a demokracii, který založila jeho manželka Leyla Yunus, se Arif od roku 1997 zabývá otázkami týkajícími se Kavkazu, Náhorního Karabachu a náboženských, národnostních a vojenských konfliktů. Je autorem více než 250 článků o současné situaci na Kavkaze, uprchlících, migraci a otázkách regionální bezpečnosti. Je také autorem osmi knih, včetně titulů Islám v Ázerbájdžánu (2004), Karabach: minulost a současnost (2005), Ázerbájdžán na počátku 21. století: konflikty a potenciální hrozby (2007) a Migrační procey v Ázerbajdžánu (2009). V roce 2007 Arif navrhl opatření k mírovému řešení karabašského konfliktu. Jeho aktivity byly čím dál víc v rozporu s rostoucí totalitou v zemi.
V roce 2014 byl Arif Yunus zatčen jako „arménský špion“ a podroben psychickému a fyzickému mučení v ázerbájdžánském vězení.
Dne 13. srpna 2015 soud odsoudil Yunuse k sedmi a jeho ženu Leylu k osmi a půl letům vězení za údajné ekonomické trestné činy. Pod tlakem mezinárodního společenství byli Arif a Leyla 9. prosince 2015 ze zdravotních důvodů propuštěni do domácího vězení. Trest byl změněn na podmíněný se zkušební dobou pěti let.
Ale lékaři v jejich zemi se je báli léčit, a tak opět pod mezinárodním tlakem vláda umožnila Leyle a Arifovi 18. dubna 2016 ze země vycestovat. V Nizozemsku jim byl udělen politický azyl. V exilu napsali biografickou knihu Ze sovětského lágru do ázerbájdžánského vězení. Kniha vyšla v ruštině, němčině a angličtině. Arif a Leyla pokračují v práci pro Institut pro mír a demokracii.
Arif Seyfulla oglu Yunus se narodil 12. ledna 1955 v Baku, tehdejší Ázerbájdžánské SSR. V dokladech má uvedeno rusifikované příjmení „Yunusov“. Arif byl nejstarší dítě, má tři mladší bratry.
Jeho otec Seyfulla Abdul Achad oglu Yunusov pocházel z bohaté rodiny statkářů v okrese Ismailli. Jeho rodiče byli zastřeleni ve třicátých letech během stalinských represí a rodině byl zabaven majetek. Čtyři děti, které zůstaly sirotky, žily ve stáji a příbuzní i sousedé se jim báli pomoci jako dětem utlačovaných. Když Seyfullovi zemřela starší sestra, jako osmileté dítě přešel horský průsmyk do arménské vesnice, kde ho zachránila arménská rodina. Od mládí pracoval v Baku jako řidič v automobilce, ale vzdělání nezískal.
Arifova matka Arshaluys Arsenovna Barseghyan rovněž pocházela z bohaté rodiny z vesnice Madras. Její rodiče utekli před kolektivizací ve třicátých letech dvacátého století do oblasti Martuni v Náhorním Karabachu, kde se narodila. Matka byla původem tátka (příslušnice perskojazyčné národnostní menšiny), v dokumentech je zapsána jako Arménka. Byla ženou v domácnosti.
Arif žil s rodiči v Kamenném lomu, kde po druhé světové válce vznikla kriminální čtvrť Baku.
Arif věří, že ho vychovala ulice. V dětství chodil s finskou dýkou, často se zapletl do pouličních bitek a bývall svědkem vražd. „Vyrůstal jsem s těmihle pravidly: nesmíš jednat se strážci zákona – s fízly, nesmíš udávat, nesmíš zradit kamarády, nesmíš vztáhnout ruku na dívky a ženy, to jsme říkali, že je sprosté.“ Tato zkušenost z dětství hrála roli v letech 2014-2015, kdy ve vězení věděl, jak se chovat.
Z kriminálního prostředí se vymanil, protože se v prvním ročníku školy zamiloval do dívky, a aby se jí zalíbil, začal číst knihy. Ve škole se mu dařilo a snadno se pak dostal na Státní univerzitu v Baku.
Arif po večerech studoval historii a pracoval v historickém ústavu akademie věd. Vědecké prostředí mu pomáhalo růst, účastnil se konferencí, psal články. Důležitější však bylo, že jeho kolegové uměli klást otázky. „Čím chceš být?“ ptali se. „Historikem, nebo agitátorem?“
Arif vzpomíná, že marxismus-leninismus nebyl mezi studenty populární. Číst Marxe, Engelse a Lenina přiměl Arifa učitel Stěpanov. „Nejenže jsme četli, ale také jsme analyzovali. Hledali jsme paralely se sovětským životem. Velmi brzy jsem dospěl k závěru, že Sovětský svaz se vzdálil normám socialismu, zatímco skutečný socialismus se buduje v Evropě, ve Švédsku.“ Arif se proto tehdy rozhodl založit mládežnickou organizaci Svaz stejně smýšlejících.
Práci přerušila služba v armádě, ale Arif si nadále dopisoval se svými přáteli ze Svazu. V prosinci 1976 proto orgány KGB Arifa zatkly. „Vyšetřující kapitán Caricynskij byl v těžké situaci. Formálně jsem byl antisovětský, ale zároveň jsem z rukávu sypal citáty Marxe a Lenina. Těžko se se mnou mohl hádat, byl to obyčejný důstojník KGB.“ Protože byl zatčen v roce šedesátého výročí sovětské vlády v Ázerbajdžánu, byla snaha zatajit, že v zemi působí i disidenti. Případ byl proto ututlán a Arif byl po dvou a půl měsících propuštěn.
Jeho přátelé Saša Korzanov a Garik Osipov, kteří se v té době nacházeli v Rusku, byli také zatčeni, ale podvolili se a následně spolupracovali s KGB.
Po Arifově zatčení jeho bratr Vagif zničil program a chartu Svazu. Rodiče byli velmi vyděšeni a s otcem došlo k vážným neshodám. „Nechápal jsem, jak může být můj otec, který prožil represe a přišel o rodiče, přesvědčeným stoupencem vlády. Hleděl jsem do očí muži, který mě neposlouchal. Byl to pro mě šok a jedna z životních lekcí.“
S Leylou se Arif seznámil u jedné učitelky doma, oba byli její studenti. Třetího dne po seznámení se jí vyznal z lásky a šestého dne přijala jeho žádost o ruku. Bydleli v centru Baku u Leyly. Společně studovali, společně psali disertační práce.
Arif Yunus vzpomíná, jakým omezením čelil při studiu národních dějin. Pracoval historickém ústavu akademie věd a stejně jako jeho spolupracovníci směl psát pouze rusky. Ve své rodné ázerbájdžánštině mohl psát jen o dějinách Komunistické strany SSSR nebo chválit Sovětský svaz. A všechny publikace, včetně těch o dávné historii Ázerbajdžánu, musely být schváleny v Moskvě.
Akademie věd měla tzv. „zvláštní oddělení“, které vydávalo povolení k práci v archivech a následně kontrolovalo výpisy. „Viděl jsem rozdíl mezi oficiální historií mého národa a tou skutečnou. Věděl jsem, že sovětské dějiny jsou zcela zkreslené. Celá historie druhé světové války byla jedna velká lež.“
Už tehdy měli s Leylou tajnou řeč: stačilo uvést datum nebo místo v dějinách, aby naznačili současný stav věcí.
Tento tajný jazyk použili i později v letech 2014–2015 ve vězení. Když jim bylo umožněno dopisovat si prostřednictvím Červeného kříže, Arif napsal Leyle vzkaz: „Jsme v Pavlovově domě, platí rozkaz 227, ale všechno bude v pořádku.“ Pavlovův dům byl centrem Stalingradu a rozkaz 227 zněl: „Ani krok zpět“. Znamenalo to, že situace je obtížná, ale musí se vydržet. Tento dopis Leyle předali až po několika měsících, dozorci si nad ním lámali hlavu.
Leyla mu odpověděla: „Jaký Pavlovův dům? Jaký Stalingrad? Jsme u Rževa,“ tj. situace je ještě horší – jako u Rževa, kde byla sovětská armáda poražena a utrpěla těžké ztráty.
V jedné poznámce ji Arif požádal, aby si připomněla píseň z filmu Po hlavní ulici s orchestrem (tedy sloku „Za každými zády byl Stalingrad“, čímž myslel, že musí zatčení přetrpět). Odpověděla: „Markus mi pomáhá.“ Odvolávala se na římského císaře a filosofa Marka Aurelia: „Náš život je takový, jaký si ho představujeme.“
Když se Gorbačov dostal k moci a zahájil perestrojku, byl Arif na jedné straně rád, že může otevřeně mluvit. „Do Moskvy jsem přijel za Gorbačova a nejvíce si pamatuji na velké množství mítinků, možnost zapojit se do disidentského hnutí a skutečnost, že se do popředí dostali mladí lidé.“
Proces decentralizace naopak Arif sledoval jako odborník na vojenskou historii a konflikty. „Viděl jsem, jak vzniká ohnisko napětí, které může vést k sociální explozi. Prvním příznakem byl útok v roce 1984 v Baku, kdy v autobuse explodovala podomácku vyrobená bomba. Nikde se o tom nepsalo. Uvědomil jsem si, že začal proces, který nevyhnutelně povede k velkému krveprolití.“
V roce 1988 na přednášce v Institutu orientálních studií v Moskvě Arif hovořil o rozpadu SSSR, což mnohé zmátlo. „Ekonomika Sovětského svazu byla ze své podstaty odsouzena k zániku. Země bez soukromého vlastnictví, pouze se státním, nemohla dlouho existovat. Otázkou bylo, co se stane s naší zemí, s naší ekonomikou, s mou rodinou.“
Když se v lednu 1988 objevili v Baku uprchlíci, Ázerbájdžánci z okresů Kafan a Meghri Arménské SSR, napsal o tom Arif velmi znepokojivý článek do časopisu Ogoňok, hlásné trouby perestrojky. Redaktor V. Korotič však odpověděl, že o událostech nemá žádné oficiální informace a materiál nebyl zveřejněn. Arif byl předvolán na generální prokuraturu a obviněn z „podněcování etnické nenávisti“.
Když se začalo v Ázerbájdžánu mluvit o nezávislosti na Moskvě, Arif psal o „matrjoškovém systému“. I uvnitř Ázerbájdžánu totiž byli Arméni a další národy, které říkaly, že se jim bude žít dobře, až budou nezávislí na Ázerbájdžánu.
Gorbačovovu perestrojku si Arif nespojuje s nadějemi, ale s nastupujícími krvavými událostmi. „Gorbačov zahájil perestrojku, aniž by si plně uvědomoval, k čemu povede. Stál stranou a vyčkával, od přírody byl nerozhodný člověk. Proto došlo k událostem ve Vilniusu, Tbilisi, Baku, k arménským pogromům a k ázerbájdžánským pogromům.“
Arif se podílel na veřejném vyšetřování arménských a ázerbájdžánských pogromů. Říká: „Uvědomil jsem si, že až konflikt začne, zmizí barevná mozaika a zůstanou jen dvě barvy – bílá a černá. Jste-li Armén, musíte být se svým národem, a i Ázerbájdžánec musí být se svým národem. Mezi nimi je frontová linie. Stát stranou konfliktu znamená být zrádce. A já stál stranou. Psal jsem o tom, co Ázerbájdžánci dělají Arménům, o pogromech v Sumgaitu a Baku. I o tom, co Arméni dělají Ázerbájdžáncům v Arménii a Náhorním Karabachu.“
Arif Yunus vedl rozhovory s 928 ázerbajdžánskými uprchlíky z Arménie. Tyto materiály zaslal Generální prokuratuře SSSR. Na základě toho bylo v Moskvě zahájeno 26 trestních řízení kvůli zabití Ázerbájdžánců v Arménii.
Totéž udělal v případě pogromů na Armény v Ázerbájdžánu, věnoval se arménským pogromům, ale i obětem z řad obyvatel Baku po vjezdu sovětských vojsk v lednu roku 1990. „Chodil jsem do márnic, fotografoval zavražděné, bylo to asi 700 fotografií. Chodil jsem do bytů, kde žili přátelé, kteří byli zabiti.“ Tehdy tvrdil, že v karabašském konfliktu není nikdo v právu. „Obě strany měly ruce až po lokty v krvi.“
Arif napsal dvě studie – Pogromy v Arménii a Pogromy v Ázerbájdžánu. Knihy byly v Ázerbájdžánu zakázány, vyšly ve francouzštině ve Francii. Říká: „Kdybych psal jen o pogromech na Ázerbájdžánce, byl bych hrdina, ale já jsem psal i o pogromech na Armény. Porušil jsem tak tabu, během války nemůžete psát špatné věci o vlastních lidech. Tehdy jsem byl poprvé označen za arménského špiona, nepřítele lidu.“
V tomto období byl Ázerbájdžán oficiálně uznáván Evropou jako demokratická země, prezident Aliyev cestoval do Bruselu a Štrasburku a prohlašoval, že v zemi nejsou žádné národnostní ani náboženské problémy a žádní političtí vězni. Arif věřil, že v podmínkách války je třeba bojovat za mír, a především jezdit do Arménie, nebát mluvit nahlas a říkat pravdu o vládnoucím režimu, tedy kritizovat právě Aliyeva. Už na začátku roku 2014 si uvědomil, že nebude dlouho na svobodě.
V dubnu 2014 byli Arif a Leyla zadrženi na letišti u rampy, byly jim odebrány pasy a bylo na ně uvaleno domácí vězení. Protože Leyla vedla kampaň proti pořádání Evropských her v Baku kvůli porušování lidských práv v zemi, byla 30. července zatčena. O něco později, 5. srpna, byl zatčen i Arif.
První dva dny strávil ve vazební věznici v Kurdanhani na předměstí Baku. Poté ho převezli do vězení, které bylo v šestém patře někdejší budovy KGB, nynějšího Ministerstva národní bezpečnosti MNB. „Rozhodli se mě zlomit mučením, abych se přiznal, že jsem pracoval pro Armény a dostával od nich peníze.“
Byl umístěn do cely č. 5 v sedmém patře věznice MNB. Prvních osm dní byl v naprosté izolaci – nevídal ani vězeňský personál. V cele svítilo v noci i ve dne jasné světlo. Třetí den začal mít halucinace: „Díval jsem se na strop, viděl jsem mouchy, komáry. Představoval jsem si je jako své spoluvězně. Začal jsem s nimi dokonce mluvit. Uvědomil jsem si, že se asi brzy zblázním.“
Nejtraumatičtější bylo pomyšlení na jeho ženu a dceru, nevěděl, co se s nimi stalo. Cítil se hrozně, že je silný muž, ale nemůže pro ně nic udělat.
Pak se rozhodl vypnout mozek. „Představoval jsem si, že výloha s jídlem je televize, díval jsem se na film. Začal jsem si vybavovat filmy, pak seriály, co bylo v prvním díle, co ve druhém, a tak dále. Takto jsem ‚zhlédl‘ spoustu filmů.“
Pak se Arif rozhodl, že bude pracovat na knize o sobě, o vězení, o tom, co musí člověk udělat, aby se nezbláznil. Vzpomíná: „Neměl jsem papír ani pero. Psal jsem tak, že jsem se celé věty naučil nazpaměť jako herec. Ráno, když jsem se probudil, jsem si to zopakoval. Takto jsem psal v duchu dál.“
Když ve vedení věznice zjistili, že psychologické mučení selhalo, přistoupili k fyzickému mučení. Mučili ho pouze v noci. Zhasínalo se v deset večer. V jedenáct nebo dvanáct hodin v noci ho vzbudili. Na hlavu mu nasadili černý klobouk a za podpaží ho odvedli do speciálního výtahu. „Podle sluchu jsem zjistil, že mě spustili do sklepa, nejméně do třetího patra pod zemí.“
Do očí mu mířilo infračervené světlo. „Měli jste pocit, jako by vám někdo vypálil oči, jako by ve vás všechno hořelo. Mohli mě takhle držet hodinu. A ruce jsem měl spoutané za zády.“
Pravidelně ho zavěšovali na věšák. „Nemohli jste tam viset dlouho. Hodně z toho bolí ramena. Doteď mi to působí bolest.“
Pak mu svazovali ruce a nohy za zády. „Když jsem byl zkroucený, měl jsem po čtvrt hodině úplně necitlivé ruce a nohy.“
Přivazovali ho k radiátoru nebo ke sloupu a bili ho. „Tloukli mě jedenapůllitrovými plastovými lahvemi s vodou. Trefovali se po celém těle, ale z nějakého důvodu mě nejvíc bolela hlava. V důsledku toho jsem často ztrácel vědomí. Nikdy jsem si nemyslel, že úder lahví naplněnou vodou do hlavy je tak krutá bolest. Ne obuškem, ale právě touhle věcí mě mlátili. Dělali to schválně, aby na těle a hlavě nezůstávaly žádné stopy.
Po bití dělali přestávky a ptali se, jestli podepíše, nebo ne. „Samozřejmě jsem je poslal pryč. Znovu pokračovali.“
Často ho bili mokrými ručníky. „Bolest je to pekelná. Ale nic nezůstává, jen červené skvrny, které po několika hodinách zmizí. Ale je to taková bolest jako bití gumou. Ani na to nechci vzpomínat.“
Mučení trvalo dva a půl měsíce. Každý den, každou noc. Odváděli ho po zhasnutí světel. Do cely ho přiváděli ve čtyři nebo v pět hodin ráno. Snažili se z něj dostat přiznání, že je arménský špion.
Arif Yunus říká: „Po psychickém mučení jsem byl spokojenější s mučením fyzickým. Zní to neuvěřitelně, ale je to pravda. Viděl jsem tam lidem do tváře. Byl to souboj. Strašný souboj, ale souboj. Neproklínal jsem své trýznitele, ani jsem neprosil o milost. Posmíval jsem se jim. Dovedete si to představit? Visel jsem na věšáku a říkal: ‚Jste unavení, je horko. Nikam neuteču, jděte si dát čaj, pak se vraťte a pokračujte v mučení.‘ To je velmi rozzuřilo. Ukazoval jsem, že jsem silnější než oni. Že mě nezlomili.“
Potom pro Arifa nečekaně mučení ustalo. Důvod se samozřejmě dozvěděl později.
Byl převezen do cely č. 8, přinesli mu vládní noviny a umožnili mu navštívit právníka. Návštěvní místnost byla odposlouchávána a monitorována, o čemž on i jeho právník věděli. Našel východisko: „Před schůzkou jsem si napsal na vnitřní stranu dlaně, co má advokát Leyle říct. Když jsme se setkali, objali jsme se s právníkem a já mu nenápadně ukázal vzkaz na ruce.“
Arif zůstal 16 měsíců na samotce. Když ho odváděli k výslechům, snažil se zapamatovat si všechno, co viděl. Nakreslil zpaměti schéma věznice. Vyptával se dozorců, jak se dostali ke své práci. Arif byl proto první, kdo shromáždil informace o tomto tajném vězení: „Poznal jsem, jaká je ázerbájdžánská KGB, jací jsou vyšetřovatelé, jak platí úplatky, aby se dostali na toto místo, jak se mučí.“
Rok po svém zatčení uviděl Arif Leylu v soudní síni při prvním slyšení. Na začátku všech tří sezení zbavili Arifa vědomí. Lékařka MNB seděla vedle něj v izolaci, v prosklené kukni pro obviněné zvané „akvárium“, a dávala mu injekce, aby mohl být procesu přítomen. Arif vzpomíná: „Nevím, co mi píchla. Podle ní sedativa a antidepresiva. Ale po injekci jsem ničemu nerozuměl, díval jsem se do sálu prázdnýma očima. Když mi dali poslední slovo, vykřikl jsem pár slov do sálu, obvinil soudce a pak jsem omdlel.“
Když soudce přečetl konečný rozsudek, Arif ležel v bezvědomí s hlavou položenou Leyle do klína. Vzpomíná: „Byl jsem v bezvědomí. Rozsudek jsem neslyšel.“ Dvacet minut po vynesení rozsudku, když všichni síň opustili, přišel Arif zase k sobě a od lékařky MNB se dozvěděl verdikt.
Arif byl odsouzen k sedmi letům vězení. Závěr soudu zněl: „Zneužil důvěry své manželky a převedl peníze z jejího účtu na svůj účet.“ Všechny pokusy právníka vysvětlit, že mají společný účet, selhaly.
Po procesu navštívil Arifa německý lékař Christian Witt, kterého do Áterbajdžánu vyslala EU. „Byl jsem předvolán do lékařské ordinace. Tam jsem uviděl muže, který se představil jako Christian Witt. Viděl jsem člověka, který se od ostatních zcela lišil. Cítil jsem se tak dobře. Začal jsem mu vyprávět vtipy o KGB. Poslechl si mě a změřil mi krevní tlak. Měl jsem velice vysoký krevní tlak – srdce mi mohlo explodovat. Dlouhodobě jsem měl problémy se srdcem a krevním tlakem, ale po celých 16 měsíců ve vězení jsem nedostával žádné léky.“
Christian Witt napsal nezávislou lékařskou zprávu, podle které mohl Arif za stávajících podmínek každým okamžikem zemřít. Úřady se vyděsily. Arif byl brzy po rozhodnutí soudu propuštěn domů ze zdravotních důvodů.
Když se Arif ocitl doma, nemohl usnout. Šestnáct měsíců spal v cele, kde čtyřiadvacet hodin denně svítila žárovka, a přivykl tomu. „Šest dní jsem nemohl spát. Ležel jsem s rozsvíceným světlem jako v cele. Byl to hrozný stav – jste ve svém bytě, ale neslyšíte hlas své dcery nebo manželky.“
Lékaři odmítali Arifa léčit, i když si sám zaplatil za rentgen. Důvod byl prostý: „Báli se. Leyla a já jsme byli v televizi ukázáni jako nepřátelé lidu.“
Přátelé přinesli Arifovi notebook a on začal psát knihu, kterou si během věznění uložil v hlavě. I Leyla psala své vzpomínky. Materiály poslali na flash discích do Anglie a Číny. Oba flash disky potom přátelé dostali k jejich dceři do Nizozemska.
Dne 18. dubna 2016 odcestoval Christian Witt do Baku a setkal se s Arifem. Lékař poté strávil čtyři hodiny v kanceláři prezidenta Aliyeva. Odtud zavolal a řekl: „Očekávejte dobré zprávy.“ „Téhož večera ve 21 hodin k nám někdo přišel. Přinesli nám pasy, které nám byly odebrány 28. dubna 2014. V nich byla pětiletá schengenská víza. A oni řekli: ‚Za hodinu a půl odejdete, nikomu to neříkejte.‘“
Stihli si sbalit jen pár věcí. Na letiště je odvezli pod dohledem bezpečnostních složek. Do letadla nastoupili jako poslední. Arif Yunus popisuje jejich vnitřní stav takto: „Nastoupili jsme, ale až do konce jsme nevěděli, co se bude dít. V roce 2014 jsme už přece také téměř seděli v letadle. Když letadlo vzlétlo, uvědomil jsem si, že je konec. Že dosavadní život skončil.“
Když letadlo přistálo v Istanbulu, Leyla zavolala nizozemskému velvyslanci v Baku, ten se spojil se svojí vládou a už v Amsterdamu je přijal ministr zahraničí. „Poprvé v historii Nizozemska nám dali status politických azylantů a obešli všechny fáze procesu, udělali to hned na letišti.“
Doktor Witt jim nabídl léčbu na berlínské klinice Charité v Německu. Arif zde podstoupil dvě operace související s následky mučení, vyléčili mu srdce a normalizovali krevní tlak. Další tři operace podstoupil v Nizozemí, ale stále se nachází pod lékařským dohledem.
V Nizozemsku se manželé rozhodli autobiografickou knihu nejprve upravit a pak vydat. Vyšla v roce 2018.
Zatímco byli ve vězení, dcera Dinara roku 2015 zaregistrovala Institut pro mír a demokracii v Nizozemsku. Arif a Leyla se po osvobození vrátili ke své práci. Leyla vede a aktualizuje seznamy politických vězňů, provádí monitoring soudů a analyzuje mučení. Arif hájí práva věřících – muslimů, křesťanů, židů, svědků Jehovových, adventistů, kteří jsou v Ázerbájdžánu pronásledováni.
„Jsme naživu, jsme spolu, pracujeme,“ uzavírá svůj příběh Arif Yunus. „Dnes, kdy je v Ázerbájdžánu vše prakticky pod kontrolou režimu, je požehnáním být v exilu a nadále ovlivňovat situaci v zemi. Lidé z Ázerbájdžánu nám volají a žádají o pomoc. Nejdůležitější je, že opět pracujeme, pokračujeme v boji.“
-----------------------------------------------------------------------
Ариф Сейфулла оглы Юнус — азербайджанский историк, правозащитник, специалист по военным и национальным конфликтам, эксперт по вопросам Нагорного Карабаха. Под софитами в студии ему стало плохо. Сказались последствия пыток, которые Ариф прошел в азербайджанской тюрьме в 2014 году. Не только яркий свет в глаза, но дыба, удары мокрыми полотенцами по телу, пластиковыми бутылками по голове. Его вынуждали подписать признание, что он «армянский шпион». Ни один документ Ариф не подписал. И сейчас в студии он мужественно взял себя в руки и рассказал, как это было и что привело к этому.
Уже на 1-м курсе истфака университета Ариф создал молодежную организацию «Союз единомышленников»: идея была в том, чтобы вернуть Советский Союз на путь марксизма. После призыва на срочную службу в армию его переписка попала в руки КГБ, и в декабре 1976 года он был арестован как антисоветчик. Дело тогда замяли. И через два с половиной месяца его выпустили.
Будучи студентом вечернего отделения истфака, Ариф работал в Институте истории Академии наук Азербайджана. Научные руководители учили его относиться к фактам беспристрастно.
Его женой стала Лейла Юнус. Их взгляды совпадали: они обсуждали произведения Солженицына и другие запрещенные книги, ситуацию в стране, спорили, писали о том, что представляет собой Советский Союз, для самиздатовской газеты «Экспресс хроника».
Горбачевскую перестройку Ариф принял скептически. Видел, что экономика СССР пришла к логическому провалу, но национальные республики не готовы к самостоятельности. Он писал о беженцах, о сумгаитских, бакинских погромах, погромах в Армении, сам опрашивал жертв, фотографировал в моргах тела убитых.
В 1992—1993 гг. Ариф возглавлял информационно-аналитический отдел при аппарате президента Азербайджана. В 1994—1997 гг. был представителем гуманитарной организации Caritas в Азербайджане.
С 1997 года в Институте мира и демократии, основанном его супругой Лейлой Юнус, Ариф занимался вопросами Кавказа, Нагорного Карабаха, религиозными, национальными, военными конфликтами. Он автор более 250 статей по современной ситуации на Кавказе, проблемам беженцев, миграции, региональной безопасности, а так же автор восьми книг, в том числе: «Ислам в Азербайджане» (2004), «Карабах: прошлое и настоящее» (2005), «Азербайджан в начале XXI века: конфликты и потенциальные угрозы» (2007), «Миграционные процессы в Азербайджане» (2009) и др. В 2007 году Ариф предложил меры по урегулирования Карабахского конфликта мирным путем. Его деятельность шла вразрез с усиливающимся в стране тоталитаризмом.
В 2014 году Ариф Юнус был арестован как «армянский шпион», в тюрьме КГБ Азербайджана подвергался психологическим и физическим пыткам.
13 августа 2015 года суд приговорил Юнуса к семи, а его супругу Лейлу к 8,5 годам тюремного заключения по экономическим статьям.
Под давлением мировой общественности 9 декабря 2015 года Ариф и Лейла были выпущены под домашний арест в связи с состоянием здоровья. Мера пресечения была изменена на условное лишение свободы с испытательным сроком на пять лет.
Но в Азербайджане врачи опасались их лечить и вновь под давлением мировой общественности 18 апреля 2016 года власти выпустили Лейлу и Арифа из страны. Они получили политическое убежище в Нидерландах. В эмиграции они написали книгу «Из советского лагеря в азербайджанскую тюрьму». Книга вышла на русском, немецком и английском языках. Ариф с Лейлой продолжают деятельность Института мира и демократии.
Ариф Сейфулла оглы Юнус родился 12 января 1955 года в Баку, тогда это была Азербайджанская ССР. В паспорте записана русифицированная фамилия «Юнусов». Ариф был старшим ребенком, у него есть трое младших братьев.
Его отец Сейфулла Абдул Ахат оглы Юнусов происходил из богатой семьи землевладельцев Исмаиллинского района. В 1930-х гг., во время сталинских репрессий, его родителей расстреляли, имущество семьи отобрали. Четверо детей, оставшись сиротами, жили в хлеву, родственники и соседи боялись помогать им как детям репрессированных. Когда его старшая сестра умерла, он, будучи восьмилетним ребенком, перешел через горный перевал в армянское село — ему спасла жизнь армянская семья. С юношеских лет работал в Баку водителем на автозаводе, образования не получил.
Мать Арифа Аршалуйс Арсеновна Барсегян тоже происходила из богатой семьи села Мадраса. В 1930-х гг. ее родители бежали от коллективизации в Мартунинский район Нагорного Карабаха, где она родилась. Мать по национальности татка (ираноязычный народ в Азербайджане), записана в документах как армянка. Она была домохозяйкой.
Ариф жил с родителями в Каменном карьере, после войны там сформировался криминальный район Баку.
Ариф считает, что воспитывала его улица. У него с детства был нож с узким острым лезвием, известный как финка, он часто участвовал в уличных драках, не раз видел убийства. «Я рос по правилам: нельзя иметь дело с сотрудниками правоохранительных органов — ментами, нельзя доносить, нельзя предавать друзей, нельзя поднимать руку, даже ругаться с девушками и женщинами — это, как мы говорили, западло». Этот опыт детства сыграл свою роль: в 2012015 годах, находясь в тюрьме, он знал, как себя вести.
Он отошел от криминальной среды благодаря тому, что в первых классах школы влюбился в девочку и, чтобы ей понравиться, начал читать книги, хорошо учился, потом без труда поступил в Бакинский государственный университет.
Ариф учился на вечернем отделении истфака и работал в Институте истории Академии наук Азербайджана. Научная среда помогала расти: он участвовал в конференциях, писал статьи. Что еще более важно — коллеги умели ставить вопросы. «Кем ты хочешь быть, — спрашивали они, — историком или пропагандистом?»
Ариф вспоминает, что марксизм-ленинизм не был популярным у студентов. Прочесть Маркса, Энгельса и Ленина Арифа заставили лекции преподавателя Степанова. «Мы не просто читали, а анализировали книги Маркса, Энгельса и Ленина. И все время на лекциях проводили параллели с советской жизнью. Очень скоро я пришел к выводу, что в Советском Союзе отошли от норм социализма, а настоящий социализм построен в Европе, в Швеции и Нидерландах». И тогда Ариф решил создать молодежную организацию «Союз единомышленников».
Работу прервала служба в армии, но Ариф продолжал переписываться с друзьями по «Союзу». Органы КГБ арестовали Арифа в декабре 1976 года. «У следователя капитана Царицынского была трудная ситуация. Формально я антисоветчик, в то же время я сыпал цитатами Маркса, Ленина. Ему было тяжело со мной спорить, он был обычный кагебешник». Поскольку его арест был накануне празднования 60-летия советской власти, официальные власти Азербайджана рапортовали в Москву, что в республике нет диссидентов, поэтому дело замяли, через два с половиной месяца Арифа отпустили.
Его друзей Сашу Корзанова и Гарика Осипова, которые тогда служили в России, тоже арестовали, но они сломались и стали сотрудничать с КГБ.
Узнав об аресте Арифа в армии, его брат Вагиф уничтожил программу и устав «Союза». Родители были сильно напуганы, с отцом наступили тяжелые разногласия. «Я не понимал, как отец, пережив репрессии, потеряв родителей, может быть убежденным сторонником власти. Я видел глаза человека, который меня не слышит. Для меня это было шоком и одним из уроков жизни».
Ариф познакомился с Лейлой у преподавательницы дома — они были ее студентами. На третий день знакомства признался в любви, на шестой день получил ее согласие выйти за него замуж. Они жили в центре Баку у Лейлы. Вместе занимались наукой, писали диссертации.
Ариф вспоминает, какие ограничения были у него в изучении национальной истории. Работая в Институте истории в Академии наук, он, как и многие другие сотрудники, мог писать только на русском языке. На родном азербайджанском можно было писать историю компартии СССР или восхвалять Советский Союз. При этом все публикации, особенно по древней истории Азербайджана, требовалось согласовывать с Москвой.
В Академии наук был так называемый «Особый отдел», он давал разрешение на работу в архиве, а потом контролировал выписки. «Я видел разницу между официальной историей своего народа и реальной. Я знал, что советская история полностью искажена. Вся история Второй мировой войны — это одна сплошная ложь».
Уже тогда у них с Лейлой был свой тайный язык: им достаточно было назвать какую-то историческую дату или место, чтобы обозначить состояние дел.
Этот тайный язык они потом использовали в 2014—2015 гг. в тюрьме. Когда им разрешили переписку по линии Красного Креста, Ариф написал Лейле записку: «Мы в доме Павлова, есть приказ 227, но все будет хорошо». Дом Павлова — это центр Сталинграда, приказ 227: «Ни шагу назад». Это означало, что положение тяжелое, но надо выстоять. Это письмо власти несколько месяцев не передавали Лейле — изучали.
В ответ Лейла ему написала: «Какой дом Павлова? Какой Сталинград? Мы под Ржевом», то есть ситуация еще хуже — как под Ржевом, где советская армия была разгромлена, несла тяжелые потери.
В одной записке Ариф просил ее вспомнить песню из кинофильма «По главной улице с оркестром», где есть строки: «За каждой спиной был свой Сталинград». То есть, надо терпеть пытки в заключении. Она ответила: «Мне помогает Марк». Она намекала на изречение римского императора II века Марка Аврелия: «Наша жизнь есть то, что мы о ней думаем».
Когда Горбачев пришел к власти и начал перестройку, Ариф, с одной стороны, был рад, что можно говорить открыто. «Я приезжал в Москву в горбачевские времена, и мне больше всего запомнилось большое количество митингов, возможность приобщиться к диссидентскому движению и то, что на первый план вышла молодежь».
С другой стороны, Ариф следил за процессом децентрализации как специалист по военной истории и конфликтолог: «Я видел, как возникает очаг напряженности в стране и это может привести к социальному взрыву. Первым симптомом был теракт 1984 года в Баку, когда в автобусе взорвалась самодельная бомба. Об этом нигде не писали, но я, как и многие бакинцы, знал об этом и понимал, что начался процесс, который неизбежно приведет к большой крови».
В 1988 году, выступая в Институте востоковедения в Москве Ариф говорил о распаде СССР — у многих это вызывало недоумение. «Экономика Советского Союза изначально была обречена. Страна, где нет частной собственности, а только государственная, не может долго существовать. Вопрос был, что будет с нашей страной, экономикой, с моей семьей?».
Когда в январе 1988 года в Баку появились беженцы-азербайджанцы из Кафанского и Мегринского районов Армянской ССР, Ариф написал об этом очень тревожную статью в журнал «Огонек», рупор перестройки. Но редактор В. Коротич ответил, что об этом факте нет официальных сведений, и материал не опубликовали. Арифа тогда вызвали в Генпрокуратуру и обвинили в «разжигании межнациональной розни».
Когда наконец в Азербайджане заговорили о независимости от Москвы, Ариф написал о «системе матрешки» в национальной сфере: «Внутри Азербайджана были армяне и другие народы, которые говорили, что им будет хорошо жить, когда они будут независимы от Азербайджана».
Горбачевская перестройка ассоциируется у Арифа не с надеждами, а с грядущими кровавыми событиями: «Горбачев начал перестройку, не до конца осознавая, к чему это приведет. Он стоял в стороне, выжидал, он вообще был по натуре нерешительный человек. Поэтому произошли Вильнюс, Тбилиси, Баку, армянские погромы, азербайджанские погромы».
Ариф занимался общественным расследованием армянских и азербайджанских погромов. Он говорит: «Я понимал: когда начнется конфликт, мозаика красок исчезнет, будет только две краски — белая и черная. Если ты армянин, ты должен быть со своим народом, азербайджанец должен быть со своим народом. Между ними линия фронта. Быть в стороне — значит быть предателем. А я был в стороне: писал о том, что творили азербайджанцы в отношении армян — сумгаитские и бакинские погромы, и что делали армяне в отношении азербайджанцев в Армении и Нагорном Карабахе».
Изучая погромы в Армении, Ариф Юнус опросил 928 азербайджанских беженцев из этой республики. Эти материалы он отправил в Генпрокуратуру СССР. На основе этого в Москве открыли 26 уголовных дел по фактам убийств азербайджанцев в Армении.
То же самое он делал по фактам армянских погромов в Азербайджане. «Я ходил по моргам, фотографировал убитых — было порядка 700 фотографий как жертв армянских погромов, так и жертв населения Баку после ввода советских войск в январе 1990 года. Ходил по квартирам, где жили друзья, которых убили». Он тогда заявлял, что в Карабахском конфликте нет правых — «у обеих сторон руки по локоть в крови».
Ариф написал два исследования «Погромы в Армении» и «Погромы в Азербайджане», книги были запрещены в Азербайджане. Они вышли на французском языке во Франции. Он говорит: «Если бы я писал только о погромах азербайджанцев — меня бы сделали героем, но я писал и о погромах в отношении армян. То есть я нарушал табу — нельзя писать о своем народе плохо во время войны. Тогда меня впервые стали называть армянским шпионом, врагом народа».
На этом фоне официально Азербайджан был признан Европой как демократический, президент Алиев ездил в Брюссель, в Страсбург и говорил, что в стране нет национальных или религиозных проблем, нет политзаключенных. Ариф же считал, что в условиях войны надо бороться за мир и, в первую очередь, надо ездить в Армению, не бояться выступать там и говорить правду, критиковать того же Алиева. В начале 2014 года он уже понимал, что ему не долго осталось быть на свободе.
В апреле 2014 года Арифа и Лейлу задержали в аэропорту у трапа самолета, у них отняли паспорта, поместили под домашний арест. Когда Лейла развернула компанию против проведения Европейских игр в Баку, 30 июля ее арестовали. Чуть позже, 5 августа, арестовали Арифа.
Первые два дня он был в следственном изоляторе в Кюрдаханы на окраине Баку. Потом его отвезли в тюрьму, которая располагалась на шестом этаже бывшего в советские времена здания КГБ, теперь — Министерства национальной безопасности (МНБ). «Они решили меня с помощью пыток сломать, чтобы я признался в том, что я работал на армян, получал деньги от них».
В тюрьме МНБ его поместили в камеру № 5. Первые восемь дней была полная изоляция — даже персонала тюрьмы не видел. Яркий свет горел в камере ночью и днем. Уже на третий день у него начались галлюцинации: «Я смотрел на потолок, видел мух, комаров. Представлял их как своих сокамерников. И стал с ними даже разговаривать. Я понимал, что еще немножко и сойду с ума».
Более всего травмировали мысли о жене и дочери — он не знал, что с ними. Ему казалось ужасным, что он сильный мужчина, но ничего не может сделать для них.
Тогда он решил заставить мозг работать. Это было так: «Я представил, что окошко для еды — это телевизор, а я смотрю фильм. Я начал вспоминать фильмы, потом сериалы, вспоминал, что было в первой серии, потом во второй. И так далее. Так я „пересмотрел“ очень много фильмов».
Потом Ариф решил, что будет работать над книгой о себе, о тюрьме, о том, что надо делать, чтобы не сойти с ума. Вспоминает: «Ни бумаги, ни ручки не было. Писал я так. Одно предложение заучивал наизусть, как артист. Утром, просыпаясь, я снова его повторял. Так в уме я продолжал писать».
Когда власти поняли, что психологические пытки не дали результатов, тогда они перешли к физическим.
Пытали только по ночам. Отбой был в 10 часов вечера. В 11 или 12 ночи его поднимали. На голову надевали черную шапку и вели под руки в специальный лифт. «На слух я определял, что меня опустили в подвал, как минимум, это был третий этаж под землей».
Ему направляли ультракрасный свет в глаза. «Было ощущение, что глаза выжигают, что у тебя внутри все горит. Могли час так держать. Причем руки за спиной были связаны наручниками».
Периодически его подвешивали на дыбу. «Там долго висеть не можешь. Дико плечи болят. У меня и сейчас болят».
Потом руки и ноги связывали за спиной. «В скрученном виде у меня через 15 минут полностью немели руки и ноги».
Привязывали к батарее или к столбу и били. «Били полуторалитровыми пластиковыми бутылками с водой. Били по всему телу, но почему-то по голове больше всего было больно. В результате я часто терял сознание. Я никогда не думал, что, если наполненной водой бутылкой тебе будут бить по голове, это дикая боль. Не дубинкой, а именно этим били. Они делали это специально, чтобы на теле и голове не было следов».
Били, делали перерыв и спрашивали, подпишет или нет. «Разумеется, я их посылал подальше. Они снова продолжали».
Часто били мокрыми полотенцами. «Боль адская. Но ничего не остается, только красные пятна, которые через несколько часов проходят. Но такая боль, это как будто резиной. Это даже не хочется вспоминать».
Пытки длились два с половиной месяца. Каждый день ночью. Брали после отбоя. Возвращали в камеру к 4-5 утра. Пытались получить признание, что он армянский шпион.
Об этом Ариф говорит: «После психологической пытки физическая меня устраивала больше. Это дико звучит, но это так. Там я видел лица людей. Это был поединок. Страшный поединок, но поединок. Я не проклинал своих мучителей и не просил о пощаде. Я над ними издевался. Можете себе представить, я висел на дыбе и говорил им: „Вы же устали, жарко, я никуда не убегу, пойдите попейте чаю, потом приходите, продолжайте пытать меня“. Это их бесило дико. Я показывал, что я сильнее их. Что они меня не сломили».
Неожиданно для Арифа пытки прекратились. Причину он узнал, конечно, позже.
Его перевели в камеру № 8, стали приносить правительственные газеты, разрешили встретиться с адвокатом. Комната для свиданий прослушивалась и просматривалась, о чем они с адвокатом знали. Он нашел выход: «Перед встречей я писал на внутренней стороне ладони, что адвокат должен передать Лейле. При встрече мы с адвокатом обнимались, и я незаметно ему показывал сообщение на руке».
16 месяцев Ариф оставался в одиночной камере. Когда его водили на допросы, он старался запомнить все, что видел. И по памяти потом нарисовал схему тюрьмы. Он расспрашивал надзирателей, как они попали сюда на работу. Ариф был первым, кто собрал сведения об этой секретной тюрьме: «Я знал, что представляет собой КГБ Азербайджана, следователи, как они платят взятки, чтобы поступить на эту должность, как пытают».
Год спустя после ареста Ариф увидел Лейлу в зале суда на первом заседании. В начале всех трех заседаний Ариф терял сознание. Врач МНБ сидела рядом с ним в стеклянной клетке для обвиняемых, так называемом «аквариуме» и делала уколы, чтобы он мог присутствовать. Он вспоминает: «Что колола, не знаю. С ее слов это были успокоительные и антидепрессанты. Но после укола я ничего не понимал, смотрел в зал пустыми глазами. Даже когда мне предоставили последнее слово, я крикнул несколько слов в зал, обвинил судей, а потом потерял сознание».
Когда судья читала окончательный вердикт, Ариф лежал без сознания, положив голову на колени Лейлы. Он вспоминает: «Я был в отключке. Я свой приговор не слышал. Минут через 20 после оглашения приговора, когда все ушли из зала, я пришел в себя и от врача МНБ узнал о приговоре».
Арифа приговорили к семи годам тюрьмы. В заключении суда написано: «Втерся в доверие к своей супруге и перевел деньги с ее счета на свой счет». Все попытки адвоката объяснить, что счета у супругов общие, не дали результата.
После суда Арифа навестил посланный Евросоюзом по договоренности с властями Азербайджана немецкий доктор Кристиан Витт. «Меня вызвали в медицинский кабинет. Там я увидел человека, который представился как Кристиан Витт. Я увидел совершенно другого человека. Мне это было так приятно. Я стал ему рассказывать анекдоты о КГБ. Он меня слушал и мерил мне давление. Давление оказалось очень высокое — сердце могло взорваться. У меня давно проблемы с сердцем и давлением, но я не получал лекарства все 16 месяцев тюрьмы».
Доктор Витт написал независимое медицинское заключение, что Ариф может умереть в таких условиях в любой момент. Власти испугались. Арифа вскоре после решения суда отпустили домой по состоянию здоровья.
Когда Ариф оказался дома, он не мог заснуть: «16 месяцев я спал в камере, где круглосуточно горел яркий свет и я привык к этому. И теперь мне было сложно заснуть. Шесть дней я не мог заснуть. Я просто лежал с включенным, как в камере, светом. Состояние было дикое — ты в своей квартире, но там не слышно ни голоса дочери, ни жены».
Врачи не соглашались лечить Арифа, ему отказали даже в платном рентгене. Причина была проста: «Они боялись. Ведь нас с Лейлой показывали по телевизору как врагов народа».
Друзья принесли Арифу ноутбук, и он стал записывать то, что в заключении писал в голове. Писала свои воспоминания и Лейла. Потом записи перебросили на две флешки, которые отправили друзьям в Англию и Китай. Потом друзья отправили эти флешки дочери в Нидерланды.
18 апреля 2016 года доктор Витт приехал в Баку и встретился с Арифом. Потом доктор провел четыре часа в аппарате президента Алиева. Оттуда он позвонил и сказал: ждите хороших новостей. Дальше было так: «Вечером того же дня, в 21 час, к нам домой пришли. Принесли наши паспорта, которые отобрали 28 апреля 2014 года. Там были шенгенские визы на пять лет. И сказали: через полтора часа вы уедете, никому не говорите».
Они успели только собрать кое-какие вещи. Под охраной их доставили в аэропорт. Вошли последними в самолет. Их состояние Ариф описывает так: «Мы сели, но до конца не знали, что будет. В 2014 году мы тоже были почти что в самолете. И когда самолет взлетел — вот тогда я понял, что все, кончилась та жизнь».
Когда самолет приземлился в Стамбуле, Лейла позвонила послу Нидерландов в Азербайджане, тот тут же связался со своим руководством и и уже в Амстердаме их встречал министр иностранных дел. «Впервые в истории Нидерландов нам сразу в аэропорту дали статус политэмигрантов, минуя все необходимые в таких случаях этапы».
Доктор Витт предложил им лечение в берлинской клинике Шарите в Германии. Там Арифу сделали необходимые курсы лечения от последствий пыток, вылечили сердце и нормализовали давление. Позже уже в Нидерландах Арифу сделали три операции, и он находится под контролем врачей.
В Нидерландах супруги решили первым делом отредактировать и издать книгу. Она вышла в 2018 году.
Когда они были в заключении, дочь Динара в 2015 году зарегистрировала Институт мира и демократии в Нидерландах. И теперь, оказавшись на свободе, Ариф и Лейла восстановили свою прежнюю работу. Лейла регулярно составляет списки политзаключенных, осуществляет мониторинг судов, анализ пыток. Ариф занимается защитой прав верующих: мусульман, христиан, иудеев, свидетелей Иеговы, адвентистов — их преследуют в Азербайджане.
Ариф завершает свой рассказ: «Мы живы, мы вместе, мы работаем. Сегодня, когда в Азербайджане все практически под контролем, это счастье, что ты в эмиграции, продолжаешь влиять на ситуацию в стране. Нам звонят из Азербайджана, обращаются за помощью. Самое главное — мы снова работаем, мы продолжаем свою борьбу».
© Všechna práva vycházejí z práv projektu: Memory and Conscience of Nations
Příbeh pamětníka v rámci projektu Memory and Conscience of Nations (Marina Dobuševa)