Následující text není historickou studií. Jedná se o převyprávění pamětníkových životních osudů na základě jeho vzpomínek zaznamenaných v rozhovoru. Vyprávění zpracovali externí spolupracovníci Paměti národa. V některých případech jsou při zpracování medailonu využity materiály zpřístupněné Archivem bezpečnostních složek (ABS), Státními okresními archivy (SOA), Národním archivem (NA), či jinými institucemi. Užíváme je pouze jako doplněk pamětníkova svědectví. Citované strany svazků jsou uloženy v sekci Dodatečné materiály.

Pokud máte k textu připomínky nebo jej chcete doplnit, kontaktujte prosím šéfredaktora Paměti národa. (michal.smid@ustrcr.cz)

Gennadij Alexandrov (* 1949)

• родился 6 сентября 1949 года в г. Омске, в тогдашнем СССР

• в 1968—1970 гг. проходил срочную службу в рядах советской армии в г. Торжок

• в 1975 г. окончил графический факультет Омского пединститута

• не допускался к защите диплома, не был принят в Союз художников СССР

• работал художником-оформителем в Омской организации общества «Знание»

• слушал тексты песен А. Галича и радиостанцию Радио Китай на русском языке, пришел к убеждению, что нельзя прощать репрессии 30-х годов

• работал художником-оформителем на заводе в г. Новороссийске

• подрабатывал в Новороссийске ночным сторожем, слушал передачи Радио Свобода, приравнивал советский серп и молот к нацистской свастике

• в начале 90-х вступил в Союз художников, выставлялся в Польше, Чехословакии

• в 1995 г. с женой и сыном эмигрировал в Чехословакию, в г. Лыса-над-Лабем, зарабатывал творчеством

• в 2008—2016 гг., работал санитаром в Доме престарелых в г. Лыса-над-Лабем, в этот период создал серии офортов «Позы Аретино» и «Иллюстрации к Библии».

• после 2016 г. активно занимается творчеством и правозащитной деятельностью: создал портреты Натальи Горбаневской, Иосифа Бродского, Бориса Немцова и др., участвует в акциях против политики президента Путина

• с 2017 г. поддерживает Алексея Навального, организовал группы в Фейсбуке, проводит пикеты перед зданием посольства РФ в ЧР

• состоит в Союзе экслибрисистов и Союзе художников и любителей графики ЧР, в его творчестве присутствуют города и личности Чешской земли

Český překlad následuje ruský text.

Геннадий Александров родился 6 сентября 1949 года в г. Омске, в тогдашнем СССР. Его отец Николай Федорович Александров (1916—1995) был военнослужащим, демобилизовался из армии в звания майора. Мать Анастасия Федоровна Александрова (ур. Конышева, 1925—2009) была преподавателем химии в школе, затем в Политехническом институте. Отец и мать были родом из одной деревни Омской области. У Геннадия есть сестра Наталия (1947) и брат Сергей (1954).

Детство в Омске

Жили в центре Омска в частном доме. Печное отопление, туалет на улице, небольшой огород. В сарае была мастерская, в которой дед делал мебель. Когда Геннадий пошел в школу и научился писать, он самостоятельно вывел на сарае слово «Мастерская». Родители испугались, ведь мебель дед изготовлял нелегально, предпринимательство в СССР было наказуемо.

В послевоенном Омске было много промышленных предприятий, которые сюда эвакуировали во время войны. Дым предприятий и печное отопление домов создавали постоянный смог. «Я помню, если выпадал снег, то на него ложился слой сажи и пепла. Утром я одевал чистую рубашку. Но, когда приходил в школу, и санитарки-одноклассницы проверяли чистоту рук и воротничка, то воротничок был не такой уж и белый. Только сейчас до меня дошло, почему весной, когда убирали снег, снег был полосатый — серая полоса, белая и черная».

Отец не был членом КП СССР. Но вступить в партию ему посоветовала мама — чтобы продвинуться по службе. Мама не была коммунисткой, но проводила публичные лекции «Химия против религии» — она разоблачала церковные чудеса, такие как «плачущие иконы», показывала химические опыты «Фараонова змея».

В 1965 г. родители вступили в жилищный кооператив. И вскоре переехали в небольшую трехкомнатную квартиру в пятиэтажном доме в городке нефтяников — это Советский район Омска. В семье с тремя детьми еще жила и бабушка — мать отца. Геннадий окончил школу №123. Поступил в Политехнический институт, но вскоре понял, что это не его профессия и ушел. Был призван на срочную службу в советскую армию.

Служба в армии

Геннадий проходил службу в 1968—1970 гг. в г. Торжок.

В августе 1968 г. на политзанятиях им рассказывали, что в Чехословакии чуть не произошла контрреволюция, но войска Варшавского договора смогли предотвратить провокации, и помогли чехословацким товарищам. «Мой одноклассник служил в Германии и участвовал в операции “Дунай”, он привез мне из Праги трубку для курения табака, такую, как курит чешский Водяной».

Во время службы в армии Геннадий понял, что хочет стать художником. И за два года службы подготовился к вступительным экзаменам в институт.

«Пива нет, и не будет!»

После армии Геннадий поступил на Художественно-графический факультет Омского педагогического института.

Для творческой работы нужна была мастерская. Сначала он сделал мастерскую в подвале, а потом на чердаке дома, где они жили. Зимой работал в этой мастерской без отопления, летом под раскаленной крышей.

Получить благоустроенную мастерскую могли только члены Союза художников СССР. Членство давало и другие привилегии — художники регулярно получали заказы, они ездили на Челюскинскую и Всесоюзную творческие дачи. «Два месяца художника на творческой даче поили и кормили, он имел мастерскую, магазин, где продавались художественные товары, необходимые для работы. Туда привозили и показывали фильмы. Потом приезжала комиссия и отбирала работы, созданные на даче, для Всесоюзной выставки».

Геннадий входил в группу молодых художников Омска, которых не принимали в Союз художников и не выставляли их работы на выставках. «Мы приносили свои работы на выставочные комиссии, но никогда наши работы на выставки не брали. И грустные мы возвращались в свои мастерские. Выставить просто так свои работы я не мог».

В 1974 г., на 4-м курсе института, Геннадий женился. С Ольгой расписались срочно, так как она окончила Автодорожный институт и должна была ехать работать на Урал по распределению. Так Ольга смогла остаться в Омске, она работала строителем-геодезистом. Жили с родителями Геннадия — в комнате старшей сестры Натальи, которая в 1974 г. вышла замуж за чеха и уехала в Чехословакию.

На последнем курсе института Геннадия неожиданно не допустили к защите диплома. Уже во время преддипломной подготовки декану не понравилась на одном из графических листов надпись в витрине магазина «Пива нет, и не будет!». «Ему это показалось не странным, а слишком демонстративным. Он хотел, чтобы этой надписи не было. Я не считал нужным ее убирать. Вообще не считал это замечание серьезным. В результате я защищался без этого графического листа».

После окончания вуза, Геннадий делал наглядную агитацию для колхоза. Ему удалось заработать и они с Ольгой купили однокомнатную квартиру.

Мастерская, которая снится

Геннадий устроился художником-оформителем в Омскую организацию общества «Знание». Там была хорошая мастерская, которую он делил с художниками Владимиром Бугаевым и Владимиром Новосельцевым. Зарплата была скромная — 90 рублей. Но там был офортный станок, и возможность заниматься творчеством.

Играл кассетный магнитофон — слушали Pink Floyd, The Beatles, а так же песни Евгения Бачурина, Владимира Высоцкого и Александра Галича. «Песни Александра Галича очень тяжелые. И с того времени я понял, что репрессии нельзя прощать».

К ним в мастерскую заходило много друзей и знакомых — это был центр Омска. Пили чай, реже вино — оно было не по карману, разговаривали, показывали новые работы. «Я очень любил эту мастерскую. Часто ее рисовал. А когда лишился ее — она мне снилась, иногда снится до сих пор. Я там пережил счастливые моменты. Разумеется, это было связано с творчеством».

В той мастерской Геннадий создал серию сатирических графических листов, в которых размышлял о человеческих отношениях, свойствах человеческого характера, исторической памяти и окружающем его мире. «К тому времени я понял, что строительство коммунизма — это Сон разума. Я не был диссидентом. В Омске, наверно, не было диссидентов. Откуда бы им было взяться? Это был закрытый город, в котором было много секретных предприятий. Но было большое здание, которое называлось «серый дом» — КГБ».

Вспоминает Геннадий, что пытался слушать «вражеские голоса» (ред. — иностранное радиовещание). «Никакие волны до Омска не долетали — он находился в середине советского союза, самый центр. Максимально, что удавалось поймать — это Радио Китай на русском языке. В то время это были наши недруги, и они критиковали, как я помню, повесть Шолохова “Судьба человека”. Утверждали, что Иван Соколов был алкоголиком».

Надо уезжать

У Геннадия и Ольги родился сын Артем. Он часто болел воспалением легких, и врач посоветовал уезжать из Омска. «Мы жили в городке нефтяников, где если откроешь форточку, то лучше ее было быстрее закрыть. От нефтезавода и завода синтетического каучука несло страшной химией».

Геннадий обратился за помощью к приятелю, который жил в Новороссийске. «Туда было тяжело попасть, так как существовало такое понятие, как прописка. Просто так нельзя было прописаться в Москве, Ленинграде и таком сладком месте, как Крым. В Крыму жили только высокопоставленные военные и кгбисты в отставке».

Все же ему удалось устроиться художником-оформителем на Новороссийский завод. Геннадию дали прописку и комнату в мужском общежитии — туда он привез жену и сына. Через пять лет им выделили квартиру «малосемейку». «Жилая комната была 12 квадратных метров. Квартира была похожа на человека, у которого ноги вдвое короче нормальных. Я согласился. В то время уже взорвалась Перестройка, и я понял, что надеяться на государственные дары не имеет смысла. Надо зарабатывать самому и пользоваться той свободой, которая нам предоставилась».

Денег не хватало, и по ночам Геннадий подрабатывал сторожем. «Каждую ночь я слушал радио Свобода — и был благодарен за их деятельность. Свобода делала и продолжает делать великое дело».

Перестройка — занавес пал

С началом перестройки Геннадий вступил в Союз художников. Ему дали мастерскую. Начал с друзьями устраивать выставки в Польше и Чехословакии. Работы хорошо продавались.

Правда, при каждом пересечении границы были мытарства. «Можно было беспошлинно вывезти за границу только три работы. Разрешение на вывоз картин оформляли в Москве. Но даже это не давало гарантии — украинский таможенник мог спокойно сказать, что печать нужна квадратная, а не круглая». Был случай, когда Геннадий оставил работы на вокзале случайному железнодорожнику и поехал в Польшу на свою выставку без работ. Картины написал уже в Польше.

«Я понял, что невозможно существовать в таком положении. Тем более, что ворота раскрылись. Если 45 лет для меня ворота были железобетонно закрыты, а теперь они открыты — надо уезжать насовсем, и жить там. Там, где можно спокойно работать, где можно спокойно делать выставки, где ты независим. И так мы решили переехать в Чехословакию».

Чехословакия

Полтора года жили у сестры Натальи. Оставили доверенность друзьям на продажу квартиры и мастерской в Новороссийске. Мастерскую шесть раз пытались поджечь. Но в конце концов продали. В этот момент произошла «павловская» денежная реформа и деньги растаяли. «Я не расстроился. Я понял, что тут, в Чехословакии, можно жить и оставаться художником».

Нашли небольшой домик по карману и поселились в г. Лыса-над-Лабем. В своем доме Гена оборудовал мастерскую, установил офортный станок. «Я стал художником на вольных хлебах. Что заработал, то и получил. Ни перед кем не отчитывался. И так длилось 20 лет».

Геннадий уговорил маму переехать в Чехословакию — не хотел с ней терять связь, что неминуемо бы произошло на расстоянии. Она жила в г. Каменицки Шенов, в большом доме сестры Наталии, и не жалела, что уехала из Омска. Гуляла в саду, ездила с чешскими пенсионерами на экскурсии. В конце жизни она пересмотрела свои взгляды — приняла православие, читала Библию, ходила в церковь, молилась. После ее смерти в местной газете Шенова о ней вышла статья.

В 1995 г. Прага стала штаб-квартирой Радио Свобода. Для Геннадия это было личное радостное событие. Он пришел в редакцию, познакомился с Юрием Гендлером, Иваном Толстым и подарил Свободе свою картину.

Не убить в себе художника

В 2008 г., в результате мирового финансового кризиса, перестали продаваться картины. «Надо было выбирать. Или идти по требованиям рынка, и делать то, что хорошо продается, или зарабатывать деньги чем-то другим. Я выбрал второе. Не хочу рисовать с постоянной мыслью в голове — а будет ли эта картина продаваться. Эта мысль убивает художника. Так художник становится бесплодным».

Так в 2008—2016 гг. Геннадий работал санитаром в Доме престарелых в замке г. Лыса-над-Лабем. «После работы я немного отдыхал, потом занимался творчеством. Такая жизнь мне позволила восемь лет делать серьезные проекты». За эти годы Геннадий создал крупные графические серии работ — «Позы Аретино» и «Иллюстрации к Библии».

В 2016 г. Геннадий вышел на пенсию и активно занимается творчеством и правозащитной деятельностью. Создал портреты поэтессы Натальи Горбаневской, которая протестовала против введения войск в Чехословакию, и Тамары Лисицкой, студентки, обвиненной в шпионаже и расстрелянной в 1937 году. После убийства Бориса Немцова, Геннадий сделал плакат «Борись», с которым участвовал в митинге на открытии площади имени Бориса Немцова у Российского посольства в Праге.

2017— помощь Алексею Навальному

Когда в 2017 г. Алексей Навальный начал свою предвыборную компанию на пост президента Российской Федерации, Геннадий решил, что обязан ему помочь. Он сделал плакат, напечатал программу Навального и выходил на Вацлавскую площадь. «Во-первых, здесь было очень много россиян, и туристов, и местных, которые имеют право голосовать в посольстве. Я хотел предоставить им возможность ознакомиться с программой Навального. Кроме того здесь нет ОМОНа, который гоняет и мы можем спокойно поговорить».

Геннадий организовал в Фейсбуке группу «Навальный. Прага». Когда к группе присоединились Брно другие города Чехии, она стала называться «Навальный. Чехия».

Когда Навального осудили на месяц тюрьмы, Геннадий решил, что весь месяц он будет выходить на Вацлавак и вести работу вместо него. «Очень разные были встречи. Интересно было наблюдать за людьми. Одна девушка, увидев плакат с Навальным, бросилась меня обнимать. Один турист из Америки сказал, что лично он никому ничем не обязан. А я считаю, что России нужно дать шанс. Навальный — это тот человек, который может исправить то, что было за сто лет разрушено в России».

Показывает картину и читает свои стихи «Под колесный стук, сквозь собачий лай…» На картине изображен человек в его животном состоянии. «Это такой “совок” (ред. — сленг, определение советского человека). В тот момент у меня уже созрела ненависть к серпу и молоту. И, как многие, я пришел к выводу, что серп и молот мало чем отличаются от нацистской свастики. Это символ насилия, крови, пота и слез».

Когда Геннадий разговаривал с людьми на Вацлаваке, он не ждал, что у них сразу откроются глаза. Для него было важнее поддержать тех, кто верит в Навального. «Пусть человек увидит, что существуют люди, даже в Праге, кто поддерживает Навального. Как океан состоит из капель, так каждый из нас должен действовать в поддержку демократии. Некоторые люди ради нас идут на катастрофические жертвы. Навального чуть не убили. Немцов убит. Щекочихин убит. Сотни людей убиты».

17 января 2021 г., после того, как Навальный вернулся в Россию, был арестован и помещен в тюрьму, Геннадий организовал группу для проведения пикетов перед зданием посольства РФ в ЧР. «Эта акция показывает, что мы здесь, в Чехии, видим все, что творится в России. Мы этим обеспокоены. Мы требуем прекратить террор против собственного народа. Мы требуем освободить политических заключенных. Освободите Алексея Навального!».

С 13 февраля и по сей день пикет у здания посольства РФ группа Александрова проводит ежедневно. В группе шесть человек, которые сменяют друг друга. Был только месячный перерыв во время локдауна в Чехии. «Но ничего, победили Гитлера, победим и Путина».

Чешская жизнь и политика

За чешской политикой Геннадий тоже следит, но выступает не так активно, иногда участвует в акциях чешских активистов, иногда его друзья чехи участвуют в акциях, которые организует Геннадий. «Я считаю, что я человек со стороны. Я все-таки приезжий. Я не могу считать себя стопроцентным чехом».

Геннадий состоит в чешском обществе экслибрисистов и Союзе художников и любителей графики ЧР. В его графических листах отразились красоты чешских провинций и Франц Кафка на фоне пражских улиц. В преддверии Рождества на его открытках появляются черт, ангел и св. Николай.

С женой Ольгой они принимают участие в воспитании двух внучек — читают им книги на русском языке. «Анечка показывает пальцем на полку, где стоит книга. Она еще не умеет читать, но знает, что книгу можно положить на колени и перелистывать. На каждой странице открываются новые картинки. И бабушка с дедушкой читают им сказки, которые дивно звучат».

 

 

Přeloženo DeepL.:

Gennadij Alexandrov se narodil 6. září 1949 v Omsku v tehdejším SSSR. Jeho otec Nikolaj Fjodorovič Alexandrov (1916-1995) byl voják z povolání, z armády odešel v hodnosti majora. Jeho matka Anastasia Fedorovna Alexandrova (roz. Konysheva, 1925-2009) byla učitelkou chemie na základní škole, později učila na Polytechnickém institutu. Jeho otec i matka pocházeli ze stejné vesnice v Omské oblasti. Gennadij má sestru Natalii (1947) a bratra Sergeje (1954).

Dětství v Omsku

Žili v centru Omsku v soukromém domě. Topení v kamnech, záchod venku, malá zeleninová zahrádka. Ve stodole byla dílna, kde dědeček vyráběl nábytek. Když šel Gennadij do školy a učil se psát, napsal si na kůlnu sám slovo „dílna“. Jeho rodiče se báli, protože dědeček vyráběl nábytek načerno, podnikání v SSSR bylo trestné.

V poválečném Omsku bylo mnoho průmyslových podniků, které sem byly za války přestěhovány. Kouř z továren a vytápění domů kamny vytvářely neustálý smog. „Vzpomínám si, že když napadl sníh, byla na něm vrstva sazí a popela. Ráno jsem si oblékal čistou košili. Ale když jsem přišel do školy a spolužáci, kteří měli za úkol kontrolu čistoty, mi kontrolovali čistotu mých rukou a límce, límec už tak bílý nebyl. Teprve teď mi došlo, proč byl na jaře, když se odklízel sníh, pruhovaný - šedé proužky, bílé a černé.“

Můj otec nebyl členem komunistické strany SSSR. Matka mu však radila, aby do strany vstoupil, aby mohl být povýšen. Maminka nebyla komunistka, ale pořádala veřejné přednášky „Chemie proti náboženství“ - odhalovala církevní zázraky, například „plačící ikony“, ukazovala chemické pokusy typu „Faraonovi hadi“.

V roce 1965 rodiče vstoupili do bytového družstva. A brzy se nastěhovali do malého dvoupokojového bytu v pětipatrovém domě ve městě naftařů - to je Sovětský okres Omsku. V rodině se třemi dětmi byla ještě babička - otcova matka. Gennadij vystudoval Základní školu č. 123, nastoupil na Polytechnický institut, ale brzy zjistil, že to nebude jeho profese a odešel. Byl povolán k povinné službě v sovětské armádě.

Služba v armádě

Gennadij sloužil v letech 1968-1970 v Toržoku.

V srpnu 1968 se na politických hodinách dozvěděli, že v Československu téměř proběhla kontrarevoluce, ale vojska Varšavské smlouvy dokázala zabránit provokacím a pomohla československým soudruhům. „Můj spolužák sloužil v Německu a účastnil se operace Dunaj, přivezl mi z Prahy dýmku na kouření tabáku, takovou, jakou kouří český pohádkový Vodník.“

Během služby v armádě si Gennadij uvědomil, že se chce stát umělcem. A během dvou let služby se připravoval na přijímací zkoušky na institut.

„Žádné pivo tam není a nebude!“ A tak se rozhodl, že si je nechá udělat.

Po armádě Gennadij nastoupil na Výtvarně-grafickou fakultu Omského pedagogického institutu.

Pro tvůrčí práci potřeboval dílnu. Nejprve si udělal dílnu ve sklepě a pak na půdě domu, kde bydleli. V zimě v této dílně pracoval bez topení, v létě pod rozpálenou střechou.

Komfortní ateliér mohli získat pouze členové Svazu umělců SSSR. Členství poskytovalo i další výsady - umělci pravidelně dostávali zakázky, jezdili na všesvazové tvůrčí pobyty. „Dva měsíce byl umělec na tvůrčí “dače”, kde dostával jídlo a Promítaly se tam filmy. Pak přišla komise a vybírala díla vytvořená na “dače” pro všesvazovou výstavu“.

Gennadij patřil ke skupině mladých umělců v Omsku, kteří nebyli přijati do Svazu umělců a nevystavovali svá díla na výstavách. „Přinášeli jsme svá díla na výstavní komise, ale nikdy se naše díla nedostala na výstavy. A smutní jsme se vraceli do svých ateliérů. Ani za nic jsem nemohl vystavovat svá díla.“

V roce 1974, ve čtvrtém ročníku Institutu, se Gennadij oženil. S Olgou se brali narychlo, protože ona absolvovala Institut silnic a dálnic a musela by odjet pracovat na Ural. Olga tak mohla zůstat v Omsku a pracovala jako stavitelka-geodetka. Bydleli u Gennadijových rodičů - v pokoji jeho starší sestry Natálie, která se v roce 1974 provdala za Čecha a odjela do Československa.

V posledním roce studia na institutu nebyl Gennadij nečekaně připuštěn k obhajobě diplomové práce. Už během před diplomové přípravy se děkanovi nelíbil nápis ve výloze „Pivo není a nebude!“ na jednom z grafických listů. ‘ Nepřipadalo mu to divné, ale příliš demonstrativní. Chtěl, aby ten nápis zmizel. Nepovažoval jsem za nutné ho odstranit. Tuto poznámku jsem vůbec nepovažoval za vážnou. V důsledku toho jsem práci obhajoval bez tohoto grafického listu“.

Po ukončení studia Gennadij dělal vizuální  reklamu pro kolchoz. Podařilo se mu vydělat peníze a s Olgou si koupili jednopokojový byt.

Dílna snů

Gennadij získal práci grafika v omské organizaci spolku „Znanie“. Měl  dobrou dílnu, kterou sdílel s výtvarníkem Vladimirem Bugajevem a Vladimirem Novoselcevem. Plat měl skromný, 90 rublů. Ale v dílně byl leptací stroj a možnost tvůrčí práce.

Hrál jim tam kazetový magnetofon - poslouchali Pink Floyd, Beatles, ale i písně Jevgenije Bachurina, Vladimira Vysockého a Alexandra Galiče. „Písně Alexandra Galiče jsou velmi těžké. A od té doby jsem si uvědomil, že represe se neodpouští.“

Do jejich dílny chodilo mnoho přátel a známých - bylo to centrum Omsku. Pili čaj, méně často víno - to bylo nedostupné, povídali si, ukazovali nová díla. „Tuhle dílnu jsem si velmi oblíbil. Často jsem ji maloval. A když jsem ji ztratil - snil jsem o ní, někdy se mi o ní zdá dodnes. Zažil jsem tam šťastné chvíle. Samozřejmě to bylo spojeno s tvorbou“.

V této dílně Gennadij vytvořil sérii satirických grafických listů, v nichž se zamýšlel nad lidskými vztahy, vlastnostmi lidského charakteru, historickou pamětí a světem kolem sebe. „V té době jsem si uvědomil, že budování komunismu je Snem mysli. Nebyl jsem disident. V Omsku pravděpodobně žádní disidenti nebyli. Kde by se tam vzali? Bylo to uzavřené město se spoustou tajných podniků. Ale byla tam velká budova, které se říkalo ‚šedý dům‘, tam sídlo KGB (sovětská tajná služba).“

Gennadij vzpomíná, že se snažil poslouchat „nepřátelské hlasy“ (pozn. red. - zahraniční rozhlasové vysílání). „Do Omsku nedosáhly žádné rozhlasové vlny - byl uprostřed Sovětského svazu, v samém centru. Maximálně se dalo chytit Rádio Čína v ruštině. Tehdy to byli naši nepřátelé a kritizovali, jak si vzpomínám, Šolochovovu povídku Osud člověka. Tvrdili, že hrdina povídky, Andrej Sokolov, je pouhý alkoholik.“

Musíme odejít

Gennadij a Olga měli syna Arťoma. Často marodil se zápalem plic a lékař jim doporučil, aby z Omska odešli. „Žili jsme ve městě naftařů, kde když jste otevřeli ventilaci, bylo lepší ji rychleji zavřít. Ropná rafinerie a továrna na syntetický kaučuk strašně páchly chemikáliemi.“ V Omsku se v té době nacházel i jeho otec.

Gennadij se obrátil o pomoc na kamaráda, který žil v Novorossijsku. „Bylo těžké se tam dostat, protože to bylo možné pouze na základě umístěnky. Do Mosky, Leningradu a na tak sladké místo, jako je Krym, jste se nemohli jen tak přestěhovat. Na Krymu žili jen vysocí vojenští důstojníci a vysloužilí policisté“.

Přesto se mu podařilo získat práci výtvarníka a dekoratéra v Novorossijské továrně. Gennadij dostal povolení k pobytu a pokoj v mužské ubytovně, kam si přivedl manželku a syna. O pět let později jim byl přidělen „malometrážní“ byt. „Obývací pokoj měl 12 metrů čtverečních. Byt byl jako pro člověka s dvakrát kratšíma nohama než normálně. Přistoupil jsem na to. V té době už propukla perestrojka a já si uvědomil, že nemá smysl spoléhat na dary od státu. Peníze jsme si museli vydělat sami a využít svobodu, kterou jsme dostali.

Peněz bylo málo a Gennadij po nocích pracoval na částečný úvazek jako hlídač. „Každý večer jsem poslouchal Rádio Svoboda a byl jsem vděčný za jejich činnost. Dělali a dělají velkou věc.“

Perestrojka - opona padla

S nástupem perestrojky se Gennadij stal členem Svazu umělců. Dostal k dispozici dílnu. Se svými přáteli začal pořádat výstavy v Polsku a Československu. Jeho díla se dobře prodávala.

Pravda, pokaždé, když překročil hranice, nastaly potíže. „Do zahraničí bylo možné vyvézt bez cla jen tři díla. Povolení k vývozu obrazů se vydávalo v Moskvě. Ale ani to nedávalo záruku, protože ukrajinský celník mohl klidně říct, že razítko potřebuje čtvercové, ne kulaté“. Stal se případ, kdy Gennadij nechal díla na nádraží náhodnému železničáři a odjel na výstavu do Polska bez děl. Obrazy byly namalovány již v Polsku.

„Uvědomil jsem si, že v takové situaci se nedá existovat. Zvlášť když se otevřely hranice. Jestliže pro mě byly 45 let brány železně opony zavřené a teď jsou otevřené - je třeba odejít nadobro a žít za ní. Tam, kde můžete v klidu pracovat, kde můžete v klidu dělat výstavy, kde jste nezávislí. A tak jsme se rozhodli přestěhovat do Československa.“

Československo

Rok a půl jsme žili u mé sestry Natálie. Přátelům jsme zanechali plnou moc k prodeji bytu a dílny v Novorossijsku. Dílnu se pokusili šestkrát zapálit. Nakonec ji ale prodali. V tu chvíli došlo k „pavlovovské“ měnové reformě a peníze se rozplynuly. „Nebyl jsem naštvaný. Uvědomil jsem si, že tady, v Československu, se dá žít a zůstat umělcem.“ A tak se stalo.

Našli si malý domek, který si mohli dovolit, a usadili se v Lysé nad Labem. Ve svém domě si Geňa vybavil dílnu, instaloval leptací stroj. „Stal jsem se umělcem na  volné noze. Co jsem si vydělal, to jsem dostal. Nikomu jsem se nehlásil. A tak to šlo dvacet let.“ 

Genadij přemluvil matku, aby se přestěhovala do Československa - nechtěl s ní ztratit kontakt, což by se na dálku nevyhnutelně stalo. Žila v Kamenickém Šenově, ve velkém domě své sestry Natálie a nelitovala, že opustila Omsk. Procházela se po zahradě, jezdila na výlety s českými důchodci. Na sklonku života přehodnotila své názory,  přijala pravoslaví, četla Bibli, chodila do kostela, modlila se. Po její smrti o ní vyšel článek v místních novinách Šenova.

V roce 1995 se Praha stala sídlem Rádia Svobodná Evropa. Pro Genadije to byla radostná událost. Přišel do redakce, setkal se s Jurijem Gendlerem, Ivanem Tolstým a daroval rádiu svůj obraz.

Nezabít v sobě umělce

V roce 2008 se v důsledku světové finanční krize obrazy přestaly prodávat. „Musel jsem se rozhodnout. Buď se řídit požadavky trhu a dělat to, co se dobře prodává, nebo vydělávat peníze něčím jiným. Vybral jsem si to druhé. Nechci malovat s neustálou myšlenkou v hlavě zda se tento obraz prodá. Taková myšlenka umělce ubíjí. Tím se umělec stává sterilním.“

V letech 2008-2016 proto pracoval jako sanitář v domově důchodců na zámku v Lysé nad Labem. „Po práci jsem si trochu odpočinul, pak jsem se věnoval tvorbě. Takový život mi umožnil dělat osm let seriózní projekty.“ V průběhu let Gennadij vytvořil rozsáhlé grafické cykly - „Aretinovy pózy“ a „Ilustrace Bible“.

V roce 2016 se rozhodl, že se budu věnovat své tvorbě. Gennadij odešel do důchodu a aktivně se věnuje tvůrčí a lidskoprávní činnosti. Vytvořil portréty básnířky Natálie Gorbaněvské, která protestovala proti vstupu vojsk varšavské smlouvy do Československa v roce 1968, a Tamary Lisické, studentky obviněné ze špionáže a zastřelené v roce 1937. Po zavraždění Borise Němcova vytvořil Gennadij plakát „Boj“, s nímž se zúčastnil shromáždění při otevření náměstí Borise Němcova před ruským velvyslanectvím v Praze.

Pomáhá Alexeji Navalnému

V roce 201, kdy Alexej Navalnyj zahájil svou kampaň na prezidenta Ruské federace,  se Gennadij rozhodl, že je jeho povinností mu pomoci. Vyrobil plakát, vytiskl Navalného program a vydal se na Václavské náměstí. „Zaprvé tu bylo hodně Rusů, turistů i místních, kteří mají právo volit na ambasádě. Chtěl jsem jim dát příležitost seznámit se s programem Navalného. Kromě toho zde nehrozí žádná honička  od OMON (zásahové jednotky ruské policie) a můžeme si v klidu popovídat.“

Gennadij založil na Facebooku skupinu „Navalnyj  Praha“. Ke skupině se připojila i další česká města, v Brně, stala se známou jako „Navalnyj Česká republika“.

Když byl Navalnyj odsouzen na měsíc do vězení, Gennadij se rozhodl, že na celý měsíc vyjde na Václavské náměstí a bude dělat práci místo něj. „Docházelo k velmi různým setkáním. Bylo zajímavé pozorovat lidi. Jedna dívka, když viděla plakát s Navalným, se ke mně vrhla, aby mě objala. Jeden turista z Ameriky řekl, že on osobně nikomu nic nedluží. A já si myslím, že by Rusko mělo dostat šanci. Navalnyj je člověk, který může napravit to, co se v Rusku sto let ničilo.“

Ukazuje obrázek a čte svou báseň „Do rachotu kol, přes štěkot psů...“. Obraz zobrazuje člověka v jeho zvířecím stavu. „To je takový ‚sovok‘ (pozn. red. - slangově, definice sovětského člověka). V tu chvíli jsem už cítil velkou nenávist k srpu a kladivu. A jako mnoho lidí jsem dospěl k závěru, že srp a kladivo se příliš neliší od nacistického hákového kříže. Je to symbol násilí, krve, potu a slz“.

Když Gennadij mluvil k lidem na Václaváku, nečekal, že se jim hned otevřou oči. Důležitější pro něj bylo podpořit ty, kteří Navalnému věří. „Ať člověk vidí, že i v Praze jsou lidé, kteří Navalného podporují. Tak jako se oceán skládá z kapek, tak každý z nás musí jednat na podporu demokracie. Někteří lidé pro nás přinášejí katastrofální oběti. Navalnyj byl málem zabit. Němcov je zabit. Ščekočichin je zabit. Stovky lidí jsou zabity.“

Dne 17. ledna 2021, poté co se Navalnyj vrátil do Ruska, kde byl zatčen a uvězněn, Gennadij zorganizoval skupinu, která hlídkovala před ruským velvyslanectvím v Praze. „Tato akce ukazuje, že my tady v České republice vidíme všechno, co se v Rusku děje. Jsme tím znepokojeni. Požadujeme, aby zastavili teror proti vlastním lidem. Požadujeme propuštění politických vězňů. Propusťte Alexeje Navalného!“.

Alexandrovova skupina hlídá před ruským velvyslanectvím každý den od 13. února až doposud. Ve skupině je šest lidí, kteří se vzájemně střídají. Měli pouze měsíční přestávku. „Ale nic, porazili jsme Hitlera, porazíme i Putina,“ říkají.

Český život a politika

Gennadij sleduje i českou politiku, ale nevystupuje příliš aktivně, občas se účastní akcí českých aktivistů, někdy se jeho čeští přátelé účastní akcí, které Gennadij organizuje. „Považuji se za outsidera. Koneckonců jsem outsider. Nemůžu se považovat za stoprocentního Čecha.“

Gennadij je členem Českého spolku sběratelů a přátel Exlibris a Unie výtvarných umělců a grafiků amatérů ČR. Jeho grafické listy odrážejí krásu českých měst i Franze Kafku na pozadí pražských ulic Před Vánoci  se na jeho pohlednicích objevují čert, anděl a Mikuláš.

S manželkou Olgou se podílejí na výchově svých dvou vnuček, čtou jim knížky v ruštině. „Anežka ukazuje prstem na poličku, kde je kniha. Číst ještě neumí, ale ví, že si knížku může položit na klín a listovat v ní. Na každé stránce se otevírají nové obrázky. A babička s dědou jim čtou pohádky, které znějí úžasně“.