Následující text není historickou studií. Jedná se o převyprávění pamětníkových životních osudů na základě jeho vzpomínek zaznamenaných v rozhovoru. Vyprávění zpracovali externí spolupracovníci Paměti národa. V některých případech jsou při zpracování medailonu využity materiály zpřístupněné Archivem bezpečnostních složek (ABS), Státními okresními archivy (SOA), Národním archivem (NA), či jinými institucemi. Užíváme je pouze jako doplněk pamětníkova svědectví. Citované strany svazků jsou uloženy v sekci Dodatečné materiály.

Pokud máte k textu připomínky nebo jej chcete doplnit, kontaktujte prosím šéfredaktora Paměti národa. (michal.smid@ustrcr.cz)

Vadim Grivach (* 1960)

• родился 10 декабря 1960 г. в Красноярске, тогдашнем СССР в семье офицера

• дед по матери А. Агеев в 1930-е годы был заместителем министра коммунального хозяйства Узбекистана, избежал репрессий случайно

• с красным дипломом окончил Красноярский политехнический институт

• работал в Научно-производственном объединение Сибцветмедавтоматика, автор изобретений

• в период Перестройки работал в частном конструкторском бюро

• работал главным бухгалтером коммерческой фирмы при Красноярской аэрокосмической академии

• работал директором магазина по оптовой торговле импортным алкоголем и продуктами питания

• торговал компакт-дисками в розницу, имел магазин компакт-дисков

• с 2007 г. живет в эмиграции в Чешской Республике

Вадим Гривач родился 10 декабря 1960 г. в Красноярске, тогдашнем СССР, по месту службы отца — офицера Советской армии. Отец свидетеля Анатолий Михайлович Гривач родился в 1926 г. в поселке Манглиси Тетрицкаройского муниципалитета в Грузии. По другим сведениям он родился в Марселе во Франции и этот факт при советской власти скрывали. В Марселе его родители с двумя сыновьями оказались в 1924 г., они сели на корабль, чтобы плыть в эмиграцию в США, но судно задержалось в Марселе, там дед Михаил Михайлович Гривач устроился работать на завод. Через два года они вернулись в Манглиси, из-за болезни матери. Старший брат отца Михаил Гривач воевал с 1941 г., выйдя из окружения, он был расстрелян своими же. Отец свидетеля в 1944 г. окончил школу, работал в Манглисском охотхозяйстве заготовителем пушнины и заведующим магазином. По бедности он 1947 г. уехал в Украину на «государственные харчи» — поступил в Зенитное Военно-артиллерийское училище, потом служил в войсках ПВО в Порт-Артуре в Китае, на острове Русский Владивостокского округа, затем в Красноярске. Отец и мать свидетеля являются дальними родственниками. Мать свидетеля Наталья Алексеевна Гривач, (ур. Агеева). Ее семья происходила из деревни Райма Саратовской губернии. Дед матери Хрисанф Агеев был старостой деревни и участвовал в крестьянских волнениях 1905 г., был приговорен к тюремному сроку, а его сын Алексей Хрисанфович Агеев в 1907 г. в поисках лучшей жизни уехал в Ташкент, где работал курьером, потом копировальщиком во Всероссийской компании общества «Кавказ и Меркурий». Там женился на Ольге (ур. Долженковой), семья которой происходила из яицких казаков Оренбурга, они тоже приехали в Ташкент за лучшей жизнью. Ольга была народной учительницей в одной из русских деревень в Узбекистане, потом работала с мужем в пароходном обществе «Кавказ и Меркурий». В 1914 г. Алексея Хрисанфовича Агеева призвали на Первую мировую войну, он служил ратником в территориальных войсках в Ташкенте, отказался стрелять в женщин во время «Женского бунта», за что был сослан в Паттагиссар (ныне Термез) на афганскую границу. После революции Алексей Агеев вернулся в Ташкент и вступил в Красную гвардию, в ноябре 1919 г. вступил в большевистскую партию. В Гражданскую войну воевал в Южной группе войск под командованием Михаила Фрунзе. Алексей Агеев был  начальником разведки, в 1920—1921г г. находился в секретной командировке в Китае. После демобилизации из армии, Агеев возглавлял Кооперативный банк в Узбекистане, Товарную биржу, в 1930-е годы был заместителем и исполняющим обязанности председателя горсовета Ташкента, а затем стал заместителем наркома (министра) коммунального хозяйства Узбекистана. Он переехал в двухэтажный особняк, дореволюционного владельца общества «Кавказ и меркурий». Там родились две их дочери — Ольга и мама свидетеля Наталья (1926). Девочек учили музыке и языкам, у них были домработницы. В 1938 г. на партсобрании Агеева обвинили в антисоветской деятельности. От ареста его спасла длительная болезнь и уход с должности. В 1938 г. он был руководителем потребительских обществ Узбекистана. В начале войны был заместителем директора треста столовых и ресторанов одного из районов Ташкента. Мать свидетеля вспоминала, что когда кругом был голод,  он привез домой ведро сливового варенья. После смерти отца в 1942 г. их лишили номенклатурных привилегий, сняли телефон, они бедствовали, топили печь редкими книгами, которые всю жизнь собирал Агеев. Мать свидетеля Наталья Агеева окончила университет, преподавала историю в техникуме. 

Детство: военная часть и другие прелести

Детство Вадима Гривача прошло в Красноярске. Жили в «хрущевке». Вдоль забора военного городка стояли «стайки» (сараи), где хранили старый хлам, некоторые офицеры там держали свиней.

«Мы перелезали через забор и носились по территории воинской части. По выходным для солдат крутили кино. Мы сидели в последнем ряду. Солдатам показывали патриотические фильмы о революции и войне. В этих фильмах мужественные советские солдаты убивали сотни немцев, а те были неуклюжие и падали. Мне было их жалко, и в детских играх я играл за фашистов».

В воинской части стояли артиллерийские гусеничные тягачи и самоходная баржа, которая доставляла людей и грузы на остров Русский. С постройкой моста, баржу за ненадобностью разворовали и загадили. «Солдаты там сделали туалет, было мерзко, но нам, мальчишкам, все равно было интересно лазить по барже».

Мама свидетеля Наталья Алексеевна работала библиотекарем в Доме Культуры им. 1 мая машиностроительного завода  Красмаш. По распределению мама купила заводской холодильник «Бирюса» — предмет зависти в 60-х годах. Она приносила домой книги. Вадим много читал. «Моя личность формировалась на западной романтической литературе».

Отца должны были перебросить на «точку» (ракетные комплексы в тайге без адреса — только индекс). На «точках» жили в казармах, и работы  для женщин не было. Жены устроили бунт. В результате отца оставили в Красноярске, но не отпустили на очередную сессию — он заочно учился в Киевском высшем училище радиоэлектроники. Без высшего образования он до конца службы так и остался в звании майора.  

Вадим вспоминает поездку с родителями в Москву. «В мясном отделе продавались колбасы и мясо. Москвичи покупали 200 грамм колбасы и просили порезать. На витрине лежало мясо и палочки, которыми можно было переворачивать мясо, выбирая кусок. Там стояли автоматы на отпуск подсолнечного масла. У нас в городе не было ни мяса, ни колбасы. Для меня это была другая планета».

В 5-ом классе школы Вадим стал мечтать стать «Брежневым», чтобы все вокруг изменить.

В 1975 г. Вадим заболел хронической пневмонией, и мама написала письмо генсеку Л. И. Брежневу с просьбой перевести мужа в другой климат. Отказ сильно подорвал ее доверие к власти. С тех пор она говорила, что коммунистам все достается, а ей ничего. Вадима отправили на Кубань к дяде Леониду — среднему брату отца.

Дядя Леонид Гривач, бывший летчик, работал экспедитором, много пил, дома изготовлял самогон. «Я воочию увидел, что такое “несун”. В советском союзе воровали все. Если дядя вез доски, то останавливался у дома и пару досок сбрасывал. Вез яблоки — один ящик сбрасывал дома. Это было естественно и нормально — никто ни от кого не таился. Это же государственное, ему ж, государству, не жалко».

У дяди был ламповый радиоприемник. Вадим натянул под крышей антенну и слушал Радио Ватикан, радио Северной Кореи, русскую служба Би-би-си, голос Америки, Немецкую волну. Слышимость часто прерывалась — работали глушилки.  Из радиовещания он узнал о  Кыштымской ядерной катастрофе на химкомбинате «Маяк» в 1957 г. в Челябинске. Слушал  прямой репортаж о восстании В. Саблина на противолодочном корабле ВМФ СССР «Сторожевой» 1975 г. в Рижском заливе. «Я, советский мальчик, не поверил, думал, вот же придумывают, гады. И через много лет в перестройку я узнал об этих событиях».

О профессии в стране тогда не думал почти никто. «В стране, где утверждалось, что “рабочий класс — гегемон”, учителя говорили, что рабочую профессию получают только олухи. Парни шли в институт, чтобы избежать армии. Родители говорили: “Главное — получить корочки, работать на чистенькой работе, не как мы”».

В стране декоративных ценностей

Вадим учился в Политехническом институте, жил с родителями. Купил приемник и опять слушал «голоса». Отец ругался — боялся, что услышат соседи, но интересовался, что там говорят. 

Практику Вадим проходил на Красноярском электровагоноремонтном заводе. «До обеда там работали, в перерыве рабочие покупали водку, и потом была полуработа-полупьянка. Желания там работать у меня не было».

Дружил с ребятами музыкантами. Слушали неофициальную музыку: «Машину времени», «Воскресенье», «Наутилус Помпилиус». Записи этих групп не выходили на пластинках, а люди давали друг другу переписывать на магнитофоне. Тексты резонировали свободой.

«Все было не настоящее. Никто ни во что не верил. Главное было демонстрировать внешнее согласие с лозунгами партии. Дома, на кухне, ты мог осуждать коммунистов. Декоративная страна. В комсомол загоняли. Были противоречивые задачи — принимать в комсомол самых лучших, с другой стороны не допустить, чтобы кто-то остался вне комсомола. В результате комсомольцами становились все. У меня аналитический склад ума — с детства я замечал несогласование между тем, что говорится и тем, что делается. Мне не с кем было этим поделиться».

Изобретения коту под хвост

Вадим окончил институт с красным дипломом. Получил распределение в конструкторский отдел Научно-производственного объединения Сибцветмедавтоматика, занимался военными и космическими программами. «По советской брежневской традиции, это была декорация. Все, что мы создавали — выбрасывалось на стадии разработки, или после производства. Было недоумение — за что мы получаем деньги? Все, что мы делали, шло коту под хвост».

Вадим работал над секретным проектом по разработке малых атомных станций для дальних поселков по добыче ископаемых. После взрыва на Чернобыльской АС проект закрыли.

В 1987 г. для Медного завода в г. Жесказган свидетель разрабатывал и устанавливал пробоотборник — рука, которая захватывает с конвейера руду и отправляет в лабораторию, чтобы выявить содержание меди. «Мы подписали акт приема, начальство получило премии. Через неделю рабочий вылил на прибор ведро воды. Это не экономика — это бюрократия. Пробоотборник был не нужен, потому, что премии получали от объема руды, а не качества. Безумие. А когда я возмущался — все пожимали плечами, мол мир так устроен. Было полное отторжения реалий, равнодушие к происходящему». 

В этот период жизни он женился, родился сын. Жили у родителей жены.

Перестройка и инфантильное население

С перестройкой, как вспоминает Вадим, настроения сильно изменились — был сильный эмоциональный подъем, люди на работе обсуждали публикации в Огоньке, осуждали компартию, появились независимые кандидаты, независимые газеты.

В 1989 г. Вадим впервые выехал в зарубежную поездку в Венгрию и Румынию. Для него было важно посмотреть, как живут другие страны.

ГК ЧП было как удар. «Я лег спать с маленьким радиоприемником. Поздно ночью передавали пресс конференцию ГК ЧП. Вдруг я слышал старческий трясущийся голос человека, который оправдывается. У меня отлегло. Это все блеф. У нас в городе руководство практически все указания ГК ЧП проигнорировало. Сели тихонечко и стали ждать кто победит — тому мы и присягнем».  

Вадим скептически относится к тому, что происходило в стране во время Перестройки и после. Считает, что перестройка была сверху, что это была попытка реконструировать систему, потому что она уже не работала. А народ, кроме отдельных людей, принимал события, как данность. «Население было инфантильное, оно было “болельщиком”. Ходили на митинги, шумели и расходились. Население ничего не делало. Не вижу в этом никакой созидательной силы».

Вспоминает, что любой, кто критиковал партию, вызывал восторг у интеллигенции и простых людей. «Это было время эмоциональных решений. Люди просто влюблялись. Так влюблялись в Горбачева, потом Ельцина. Инфантильное желание — чтобы был человек, который решит все их проблемы. И сразу. До этого же вообще не было никакой политики. Ни у кого не было никаких политических взглядов. Все вдалбливали, заставляли, и моральных принципов не надо было иметь, потому что за тебя все решают».

Как я стал торговцем

В 1991 г. Вадим занимал должность заведующего сектором НПО, с зарплатой 1 тысяча рублей (килограмм масла стоил 330 рублей).

Из-за безденежья начались разлады с женой. Вадим вернулся жить к родителям. «Я решил все бросить и устроиться в бизнес».

Работал в частном конструкторском бюро. Но скоро все, кто пытался заниматься производством, поняли, что гораздо выгоднее заниматься спекуляцией — покупать и перепродавать. «Производство оказалось абсолютно не нужным».

Вадим окончил курсы бухгалтеров. Работал главным бухгалтером коммерческой фирмы при Красноярской аэрокосмической академии. «Тогда все государственные чиновники стали создавать коммерческие структуры, которые на них работали. Все начальство академии было в учредителях. А мы должны были зарабатывать для них деньги». Деятельность была незаконной, поняв это, Вадим через год ушел.

В 1995 г. Вадим стал директором магазина по оптовой торговле импортным алкоголем и продуктами питания. «Все шло контрабандой из Польши и Болгарии, в основном через Беларусь. Оказалось, что поставщики не имеют никаких документов. Все было на честном слове, товар записывали в блокнот. И продавалось точно так же — за наличные деньги, без всяких документов. Бухгалтер фальсифицировал всю отчетность. Мы втроем выдумывали разные фамилии, и разными подчерками писали документы для налоговой инспекции».  

Став директором магазина, он впервые познакомился с бандитами. Магазин был «под крышей» Токаревской бригады. «Наш магазин платил бандитам 8 миллионов рублей в месяц. Они приезжали за дорогим алкоголем в счет таксы». Против бизнеса было и государство и бандиты, и надо было как-то выживать.

Быковская бригада предложила им войти в долю. «Мы уже знали случаи, когда входят в долю и убивают соучредителей. Отказать было нельзя. Придумали схему, что возьмем у Быкова в долг под проценты. Думали, как ему дипломатично сказать, чтобы не разозлить».

Шел 1998 год. «Всем казалось, что на них обрушился водопад денег. И так будет вечно. Машины меняли раз в две недели. Покупали квартиры. Ездили за границу. Обедали в ресторанах».

«У меня на работе под линолеумом был самодельный сейф. В нем около миллиарда рублей. И документы, которые не надо никому показывать».

В 1998 г. Вадим женился на студентке-юристе Ольге Черкашиной.

Время авантюристов и мошенников

Конец 90-х годов Вадим вспоминает, как время авантюристов и мошенников, которых признал народ. Бандитов называли «авторитетный предприниматель» (по аналогии с «криминальный авторитет»). Мафиози Быков баллотировался в Госдуму.

Когда рубль рухнул, и доллар стал в пять раз дороже, бизнесы стали рушиться. «Все оказались в долгах из-за валютных кредитов. Один из наших учредителей отдал свой джип за долги. Убили одного из наших поставщиков Игоря. Его напарника взяли в заложники и поставили отрабатывать долги».

1999 г. Вадим с другом организовали небольшой бизнес по торговле компакт-дисками. Заказывали в Москве три коробки по 100 штук и потом развозили по отделам в магазинах на старых жигулях.

Вскоре они открыли магазин компакт-дисков в центре Красноярска и проработали там 10 лет. «Диски были пиратскими, «болгарки» — т.к. производились в Болгарии. Позже диски стали производить под Москвой, в Казани, в Ростове-на-Дону. Это была серая зона — полулегально. Когда мы начинали, не было законодательства по защите авторских прав. Правообладатели были за рубежом и претензии не предъявляли».

Именно в авторском праве увидели для себя выгоды сотрудники милиции. Они стали давить пиратов. «В Красноярске один сотрудник милиции поехал в Москву, взял доверенность и стал правообладателем в Красноярском крае. Он обходил все магазинчики, изымал диски и подавал в суд. Потом вымогал деньги. У него был тариф — на пол года, на год. Мигом защита авторских прав превратилась в мафиозную организацию. Она состояла из бывших сотрудников милиции».

В 2007 г. сфера торговли дисками стала криминальной, и Вадим свернул бизнес.

Эмиграция

В 2007 г. свидетель по путевке приехал в Прагу. Увидел здесь объявления об эмиграции. «Было много русских “открывашек” (фирмы по открытию фирмы) — явные мошенники. Я привык делать все сам. Зарегистрировался частным предпринимателем. Купил маленькую квартиру в Кладно. Через год ко мне переехала жена».  

Вспоминает полукриминальную атмосферу в Полиции по делам иностранцев. «Очередь надо было занимать с вечера, стояли всю ночь. Утром в полицию пускали сначала мафию — это люди, которые подавали документы за кого-то или продавали свое место в очереди».  

В Чехии Вадим себя чувствует уютно. «Здесь есть ощущение стабильности, безопасности, красиво, люди вежливые». Сначала выстроил бизнес, ориентированный на Россию, интернет-магазин, который обрушился из-за курса. Ощущает недостаток интеграции в чешское общество.

«Я уехал не из-за политического конфликта, а уехал из-за культурного. Советская жизнь не для меня. Приниженное отношение к себе, рабское отношение к власти — это азиатская культура».