Павло Козленко Pavlo Kozlenko

Мы тогда не понимали, кто у нас еврей, кто украинец, кто армянин, кто грузин. Мы этого не понимали, мы просто все дружили, мы все где-то в одном районе проживали, да, там на Молдаванке, я жил на Колонтаевской, мы там все проживали, и мы вместе ходили в школу, и мы дружили, мы встречались после школы. И в классе были дети разной национальности у нас, совершенно разной. И мы об этом узнавали только тогда, когда на уроке украинского языка, например, не было каких-то ребят. Мы говорили: а почему ты не ходишь? А меня освободили, я армянка, например, меня освободили от украинского языка, а я там лезгин, меня освободили от украинского языка. Тогда освобождали от украинского языка людей не украинской национальности. Но я хоть еврей, но учил украинский язык в школе, украинскую литературу учил, потому что дедушка всегда говорил: «Ты должен быть образованным человеком. Ты живешь в Украине, должен знать украинский язык, должен знать украинскую культуру». То есть надо это всё учить, и я всё это учил.

Смотрите, моя мама работала в поликлинике, в начале в больнице, потом в поликлинике, и папа работал сантехником — они очень рано уходили на работу, я уходил в школу. И мы встречались потом вечером: я приходил со школы делал уроки, приходили родители, мы кушали, обедали. Что мы в основном кушали? Это были те же самые блюда, которые кушали все: мама варила какой-то борщ, мама варила из курицы, если мы купили какой-то бульон, это было какое-то там жаркое, это были какие-то там макароны, вот такие вот вещи, да. Конечно, когда это был какой-то еврейский праздник (мы отмечали в основном два еврейских праздника — это Песах и Хануку), то, конечно, я всегда помню, что варили бульйон к маце, маца с бульйоном, мама делала фаршированую рыбу, мама делала фаршированную шейку куриную, вот такие вот вещи. Тогда это были деликатесы, каждый день мы это не кушали, понятно, при том достатке, в котором мы проживали, но, тем не менее, мы всегда приезжали к бабушке, она уже тогда жила в Одессе, мамина мама, и мы собирались за большим столом, у меня была большая семья, было много братьев, сестёр, много детей. И всегда большая семья собиралась, мы отмечали всегда эти еврейские праздники. Из таких обычных праздников мы только отмечали День Победы, вот всегда этот День Победы, собирались у бабушки дома и отмечали День Победы.

Одна из историй, буквально свежая, скажем так, довоенная. Когда пришла женщина в музей не говорящая на русском языке, что-то говорит по-немецки, я просто в школе учил немецкий язык и какие-то слова знаю. И я с ней разговаривал непонятно о чём, и полтора часа мы ходили по музею, я проводил экскурсию, и как мы общались, до сих пор не понимаю: она не говорит по-русски, я не говорю по-немецки. Мы о чем-то говорили, и она говорит: «А завтра что ты делаешь? Ты можешь меня повезти?» Я показывал пороховые склады, у нас в музее большой макет, она говорит: «Ты можешь мне показать этот макет, показать, где это вживую? Хочу поехать посмотреть». Я говорю — конечно! Она говорит: «Я живу в такой-то гостинице, давай только ты снова приедешь». Ну хорошо, женщина там немка, в возрасте, приехала, взял её, повез её, показал территорию, где было, еще раз там, уже посмотрел как это по-немецки перевести, стал ей там рассказывать, как это все будет по-немецки. Она все посмотрела… и потом я хочу прерваться, да. И следующий такой момент. Уже создана комиссия, довоенная была комиссия по строительству мемориала на месте расположения евреев. Я был член этой комиссии. Эта женщина, как оказалось, была старейший депутат Бундестага Германии, член партии Зелёных, представитель Европейского Союза по Украине, в общем, чтоб вы просто понимали. Марилуиза Бек. И она в этой комиссии, где там был посол Израиля, посол Германии, посол Румынии, мэр города, ряд еще людей, и я в том числе, и раввин, и прочие. И она рассказывает, как все начиналось, и она говорит: «Когда меня Паша привёз и показал мне эти склады, я приехала больная в гостиницу и позвонила Ангеле Меркель и говорю, а я ее подруга, и говорю: ты знаешь, что вот здесь произошло, все время, типа, вот мы должны построить мемориалы. Вот она сказала, да, мы будем поддерживать». Просто такой эпизод рассказывает, да. И всё началось, и был конкурс, и сделали огромный проект, и деньги даже выделило немецкое правительство. Война помешала, чтобы этот мемориал был построен. Но вот был такой эпизод с человеком. Не знал вообще, кто она такая, и вот так получилось, оказалось.

Ну детей тоже втягиваю [до святкування юдейських свят]. Например Ханука, есть такое понятие хануке-гелт, знаете. Есть такая традиция, мне это в детстве тоже давали родственники, на еврейский праздник давали деньги, и я тоже своим детям приучаю, что хануке-гелт, там вот на Хануку надо дать деньги. Мы там зажигаем ханукию, там свечки тоже стоят и дома есть, мы зажигаем ханукию на праздник. Понимаете, может, это не такое там супер что-то такое, но вот я запомнил просто фразу моего дедушки, который сказал, что когда они в гетто зажигали свечи, то прабабушка всегда говорила: «А теперь помолчите и послушайте шелест пламени, вот шелест пламени — вы что-то от этого слышите». И я тоже своим детям всегда говорю: мы зажигаем ханукию, а теперь, говорю, молчим и слушаем, как шелестит пламя, может, нам Всевышний хочет что-то сказать или передать, и всё.