Цві-Гірш Бліндер Zvi-Hirsh Blinder

Очень такая показательная история произошла со мной в армии. Армия тоже… одним из толчков, который подтолкнул меня в еврейский мир. Это еще была советская армия, буквально последние годы — [19]88-89 годы. У нас в части был практически весь Советский Союз, буквально из 15 республик у нас были представители 13, наверно. Все меня… даже не то чтобы… все удивлялись с меня. Они все говорили на своих языках. Они говорят: «Ану, скажи шо-то на своем на еврейском». А я говорю: «Я не знаю еврейского языка». Они сказали: «Шо ж ты за еврей, если не знаешь еврейского языка?» Я тогда подумал: да, что-то в этом есть. Какая-то логика. Надо пойти что-то изучить. И как раз когда вернулся из армии, уже в Одессе открылись курсы идиша и иврита. Я туда пошел, потом пошел в синагогу. Вот так вот буквально сразу после прихода из армии я сразу окунулся в еврейское… И как раз в то время, когда я был в армии, это стало разрешено. Когда я уходил в армию, еще ничего не было, когда вернулся — уже были открыты еврейские организации в Одессе. Общество еврейской культуры было первой еврейской организацией, которая создана после полувекового перерыва фактически. И открылись эти курсы, начали работать, уже приехал раввин после двадцатилетнего перерыва в Одессу. Вот так я в это окунулся, оно меня затянуло. Так вот в этом во всем продолжаю вращаться и по сей день. Больше тридцати лет.

Было буквально однажды. Однажды со мной была стычка. Совершенно такая бытовая, условно говоря, драка. И человек, который со мной лез в драку, он обозвал меня евреем. И причем потом… Опять-таки, в советское время школа — это было идеологическое учреждение. Вся пропаганда советского образа жизни. Советский Союз декларировал дружбу народов, поэтому учителя еще больше испугались. Опять-таки, мама работает в школе. Она знает все эти кухни, она может пойти к директору, она может пойти в районо… Куда угодно — устроить им там. Поэтому они больше испугались, чем я. Они этого мальчика так…Так ему пригрозили, что он потом просто был уже не рад, что он так себя повел. Ну, было такое. Но вспомнить такого, чтоб именно антисемитского? Ну… Опять-таки, по тогдашней моде, тогда было модно — антисионизм. Осуждали израильскую военщину. Вот такие вот вещи звучали. Причем даже из моих уст иногда. Я помню, как было такое мероприятие, называлось «Политбой». Ученики нескольких классов устраивали такую дискуссию на политические темы. И мне как раз попался вопрос, надо было рассказать о сионизме. Я просто рассказал пересказ — передовицу тогдашней «Правды» [газети] с осуждением израильской военщины. Я, к сожалению, опять-таки не знал всех этих нюансов. Верил тому, что в основном по-большей части рассказывают официальные источники. Хотя тоже были там… Папа был одно время приучен вражьи голоса по радио, которые говорили… Я сидел рядом и тоже слушал… которые говорили совсем другое . Мы с ним терялись, не понимали, кому верить. Тому, что рассказывают здесь, или тому, что передают там. Но в детстве и в юности я больше страдал скорее от государственного антисемитизма, чем от бытового, да.

Я еще в конце 80-х годов, еще когда были компьютеры… люди не верили, что на таких компьютерах можно делать что-то полезное. Мне попалась програма еще на первых персоналках, на первых IBM PC, попалась программа для верстки. Ну, она, конечно, была такая…не PageMaker , не InDesign. Такая простенькая программа. Там можно было писать разными шрифтами, вставлять фотографии вместе с текстом. Какая-то возможность какие-то макеты делать у этой программы была. Я вообразил, что я могу в этой программе работать. Появилась идея сделать газету. Мы с товарищем пошли в синагогу, пошли к раввину. Это была моя первая встреча с раввином. Мы рассказали об этой идее. И он сказал — нет. Идея, конечно, хорошая, но очень дорого: нужно лазерный принтер, нужен нормальный компьютер. Сейчас, к сожалению, этого себе позволить не можем. И на этом все заглохло. Поскольку я женился… у нас на свадьбе гуляло, так получилось. И я, и моя жена были довольно активными членами общины — у нас на свадьбе гуляло всё руководство всех еврейских организаций Одессы. Мы нашли несколько человек, которые были готовы скинуться, — несколько организаций еврейских, которые готовы были скинуться на издание еврейской газеты. Нашли компьютер, нашли лазерный принтер. И я занялся изданием еврейской… Сейчас я понимаю, что это было, конечно, очень такой большой наглостью, большой смелостью с моей стороны вообразить, что я, зная компьютер, могу сверстать газету. Ну, ничего — научился, в принципе. Вначале была газета… объединенная газета всех еврейских организаций. Она называлась «Ха-Мелиц» — в память о газете, которая издавалась в конце XIX века в Одессе. Еврейская газета, одна из первых еврейских газет в Одессе и Российской империи. Потом, знаете, что такое верблюд, — это лошадь, которую делал комитет. Это когда несколько организаций, у них у каждого свои интересы. Начали тянуть одеяло на себя. Эта газета просуществовала достаточно недолго. Единственно, что была польза, которую я якобы от нее получил, — то, что я научился верстать. И потом буквально через год, в [19]94-м году ко мне подошел раввин и сказал: «Вот помнишь, ты когда приходил тогда с этой идеей? Сейчас, мне кажется, можем сделать это». И вот мы запустили газету «Шомрей Шабос», которая с [19]94 года выходила до самого момента начала [повномасштабної] войны, а потом, к сожалению, она выходить перестала. Но тоже 25 лет она успела пробыть, и я был ее бессменным главным редактором.

В [20]14 году очень много говорили там, обсуждали, что фашисты, «Правый сектор», антисемиты. Я вот в таком вот виде хожу по улицам тридцать лет [в традиційній єврейській кіпі, з бородою]. И в [20]14 году я ходил. Я шел… 2 мая — это была пятница. Я шел из синагоги домой перед субботой. Я прошел просто в квартале от колонны, которая шла на Куликово поле. Я видел этих людей. Я прошел мимо. Они меня как бы… если они все такие антисемиты, что меня могли убить прямо там на месте. Но нет — я прошел мимо. И вообще после [20]14 года я столкнулся с меньшим количеством антисемитских инцидентов, чем до этого. Как бы парадоксально это не звучало. И была смешная такая, самая моя любимая история — [20]14 год, где-то лето [20]14 года. Где-то там в центре города написали какой-то там антисемитский слоган на каком-то заборе. Пришел в синагогу руководитель одесского «Правого сектора», взял нашего раввина. И они пошли и вместе зарисовали, закрасили эту надпись. Поэтому начинают рассказывать про «Правый сектор» и визитки Яроша [Дмитро Ярош — засновник суспільно-політичного руху «Правий сектор»]… я, конечно, смеюсь с тех, кто может в такие вещи поверить. Конечно, нельзя сказать, что в Украине совсем нету антисемитизма сегодня. Я вижу, я читаю разные вещи, вижу в комментариях [ в соцмережах] люди… есть еще люди. Но антисемитизм есть везде. Даже в Израиле есть антисемиты. Но сказать, что у нас какие-то фашисты…