Лєслав Нітка

«В 39-м году меня первый раз освободили, в 41-м – второй раз освободили, в 44-м – третий раз освободили, и 91-й – последний раз освободили, но теперь уже от всего. Крестили меня в Святого Антония. Жил я на Пушкина, теперь это Чупрынки, естественно. А тогда была улица Потоцкого – гимназия Королевы Ядвиги, мой отец был там смотрителем здания. Там 5-я клиническая больница, а до войны находилась там женская гимназия имени Королевы Ядвиги. В 39-м году, когда нас освободили эти первые красные эскеры, нас, естественно, выселили. Потому, что там они госпиталь сделали. Нас выселили совсем с этого здания, отца посадили – враг народа же был. И мать со мной, а сколько мне было в 39-м, уже 40-м году, мыкалась по чужим углам. И как-то дожили, когда нас второй раз освободили».

«Второй дом вниз, там был околоток украинской полиции (прим. авт. – ул. Потоцкого). Они бесчинствовали страшно. Родители мои имели документы, которые не давали права даже немцам их задерживать. Она приехала, где-то поезд задержался, они схватили ее (прим. авт. – о матери), начали таскать. И какой-то немец вступился, фашист. Вступился, разогнал их, а она убежала. Ну, а у нас территория закрытая была, на замке. Она молодая еще была, через забор перелезла – так и спаслась. Второй раз попала в облаву, которую немцы проводили уже. И командование госпиталя (прим. авт. – в котором работал отец) какие-то меры принимало, но это медики были, а то эсесовцы. Как у нас, СБУ с милицией не контачат. И ее погнали в Яновский лагерь. Она рассказывала, я знаю, что всю ночь эти немцы, австрияки метушились, отец – все они метушились, что ж делать, как ее выручить. А получилось так, что она сама себя выручила. Она и еще какая-то женщина шли вдвоем. А там стоял большой грузовик, такой дизельман, я так понимаю, с длинной базой. Конвой обошел его, а они шли так: тот конвой, что слева шел – шел с ними, а правый пошел по тротуару обойти грузовик. А они нырнули под этот грузовик, это ночью было, их туда гнали. В общем, подождали под этим грузовиком, потом вернулись как-то по задворкам, документов же никаких не было, чтобы не поймала комендатура, патрули какие-то. И пришла она домой – это второй раз было и последний».

«Отца арестовали, посадили – посидел он на Замарстынове. Как он не попал под горячую руку НКВД – видно, просто их там столько было, что всех «переработать» не могли на «лагерную пыль», как у них было принято говорить. Видно, они расстреливали в первую очередь тех, на счет кого у них сомнений не было. А то по доносу, по доносу преподавательницы этой гимназии, в которой он был смотрителем. Ну и пришел он домой – немцы освободили».